Крым – не «колыбель православия. Золотая колыбель — А не вредит ли такой подход духовному настрою

Специально для Крым.Реалии

Российская трактовка прошлого Крыма давно вышла за пределы исторической науки и превратилась в инструмент политической борьбы. Так было в 50-е годы – когда для оправдания депортации крымских татар славян объявили древнейшим коренным народом полуострова. Так было и в 2014 году – когда аннексию Крыма в Москве назвали «воссоединением исконно русской земли» и возвращением России ее «духовного истока». И вот спустя три года роль полуострова в религиозной жизни Восточной Европы вновь оказалась в центре общественного внимания – с легкой руки бывшего крымского прокурора Натальи Поклонской.

«Именно в Крыму, в Херсонесе, крестился князь Владимир, а потом крестил Русь. Изначально первичная купель крещения России – там. И Херсонес – это же что? Это Севастополь. Вы представляете, какая связь между духовным истоком и государственной составляющей, имея в виду борьбу за это место: и за Крым в целом, и за Севастополь, за Херсонес? По сути, русский народ много веков борется за то, чтобы твердой ногой встать у своей исторической духовной купели».

Следует отметить несколько важных моментов. Во-первых, от абстрактной риторики о «духовном подвиге» президент перешел к «точному» обозначению Херсонеса и Крыма в целом как «первичной купели крещения» и «духовного истока» России. Во-вторых, нынешний Владимир в одностороннем порядке «приватизировал» совершенный древним Владимиром «духовный подвиг» крещения, приписав его исключительно «русскому народу». И в-третьих, Путин поддержал еще один миф: «Херсонес – это Севастополь», – чтобы подчеркнуть воображаемую преемственность древней Руси и современной России и легитимизировать ее «многовековую» борьбу за полуостров.

Концепция «духовного истока» России в Крыму так понравилась Путину, что он повторил ее в послании российскому парламенту 4 декабря 2014 года.

«В Крыму… находится духовный исток формирования многоликой, но монолитной русской нации и централизованного Российского государства. Ведь именно здесь, в Крыму, в древнем Херсонесе, или, как называли его русские летописцы, Корсуни, принял крещение князь Владимир, а затем и крестил всю Русь…

И именно на этой духовной почве наши предки впервые и навсегда осознали себя единым народом. И это дает нам все основания сказать, что для России Крым, древняя Корсунь, Херсонес, Севастополь имеют огромное цивилизационное и сакральное значение. Так же, как Храмовая гора в Иерусалиме для тех, кто исповедует ислам или иудаизм».

Этот пассаж замечателен двумя составляющими. Во-первых, соединением в одном предложении словосочетаний «древняя Корсунь» и «сакральное значение» – видимо, для усиления эффекта «исконности», а во-вторых, сравнением Корсуни по значению с Храмовой горой. Позже конструкция «сакральная Корсунь» стала мемом и зажила отдельной жизнью. Правда, диакон Андрей Кураев ужаснулся такой постановке вопроса:

«Совмещение слов «храмовая гора», «ислам» и «иудаизм» вовсе не дает в результате хоть что-то обнадеживающее. Совсем наоборот, это сразу отсылает нас к тяжелейшему, многовековому и неразрешимому конфликту. Это уже почти готовый рецепт Последней Войны: берем храмовую гору, обкладываем ее иудаизмом и исламом, украшаем ее национальным лидером-мошиахом, объявляющим «отныне и навсегда!», и немножко, по вкусу, посыпаем атомными бомбами».

Но вскоре началась военная операция Кремля в Сирии, и фокус поисков «духовных истоков» России переместился на Ближний Восток.

И вот, спустя три года почти полного забвения, «сакральная Корсунь» объявилась вновь. 17 октября 2017 года Наталья Поклонская , незаконно избранная в Крыму депутатом российской Госдумы, ​записала видеообращение к генеральному прокурору России Юрию Чайке с требованием отозвать прокатное удостоверение фильма «Матильда». Ну и, пользуясь случаем, коротко упомянула Крым:

«Поскольку я крымчанка, отмечу, что Крым и Севастополь – это колыбель православия… Люди верующие – православные и мусульмане России – объединяются и выступают против этого, против осквернения святынь».

Как любил повторять в таких случаях незабвенный Виктор Черномырдин: «Никогда такого не было – и вот опять!».

Манипулирование религиозным статусом полуострова в официально светском государстве давно никого не смущает. И, тем не менее, не лишним будет напомнить, что Крым не является ни «колыбелью православия», ни «духовным истоком» России вообще.

Во-первых, вопреки распространенной легенде, Владимир вовсе не крестился в Херсонесе. Он захватил город, уже будучи христианином, исключительно с политической целью. Подлинной «первичной купелью» Руси был Киев (или, как вариант, нынешний Васильков).

Во-вторых, христианство было известно на Руси задолго до похода Владимира (в веру обратилась еще бабка князя – св. Ольга). Да и на международно-признанной территории Российской Федерации первые очаги христианства располагались на Северном Кавказе.

Ну и в-третьих, Крым не мог быть «колыбелью православия» по той простой причине, что окончательный раскол Восточной (точнее, Восточных) и Западной христианской церкви оформился лишь в 1054 году. И хотя даже в 10 веке разница между Папой Римским и Константинопольским патриархом была очевидной, говорить о «православии» в случае с крещением Руси – недопустимое передергивание.

С учетом широкого общественного резонанса, которым сопровождается борьба с показом фильма «Матильда», есть все основания опасаться, что старый миф о Крыме как «духовном истоке» России – а теперь еще и «колыбели православия» – обретет второе дыхание.

В условиях поистине оруэлловской борьбы между Москвой и Киевом за историю полуострова ни к чему хорошему для обеих стран это не приведет.

Андрей Введенский , крымский обозреватель (имя и фамилия автора изменены в целях безопасности)

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции

В отвесных обрывах горы Басман, расположенных с северо-западной стороны, зияют темные отверстия пещер. Такие же пещеры, встречающиеся и в других местах Крыма, породили среди местного населения множество легенд о сокровищах, якобы укрытых в них и охраняемых заклятиями от похищения. Но одна из легенд имеет под собой основание и рассказывает о тех временах, когда местному населению приходилось сражаться за свободу свою в борьбе с генуэзцами.

Золотую колыбель, вскормившую народ, жители гор хранили, как величайшую святыню. Изображение ее красовалось на знамени горского княжества. Долго относительно мирной была жизнь горцев. Степняки, не привыкшие к условиям жизни в горах, в горы не забирались. Греков, привыкших к морской стихии, жизнь в горах тоже не прельщала. Но наступило время, когда по соседству с горцами появились выходцы из Генуи. Они крепко и надолго обосновались на крымской земле, построили вдоль побережья крепости. За стенами крепостей они чувствовали себя увереннее, хотя мирным нравом не слишком отличались. Не могли генуэзцы чувствовать уверенно себя, имея рядом вольнолюбивого, смелого народа гор. Когда возникли между соседями распри, уже никто не помнил. Только помнили, что вели они между собой беспрерывную войну. Генуэзцы угоняли стада горцев и разоряли селения. Горцы в ответ нападали на генуэзские крепости. Такое положение не могло длиться бесконечно, надо было решить споры мирным путем. Только вот, как это сделать, ни с одной, ни с другой стороны, не знали? Но вот, как-то к горскому князю явился генуэзский посол с пышной свитой. Разряженные в шелк и бархат, итальянцы презрительно смотрели на скромно одетых горцев. Горский князь делал вид, что не замечает этих взглядов - слишком важный вопрос предстояло решить. Он ждал, что скажет генуэзец. Тот в витиеватых выражениях предложил вечную дружбу. Но при этом поставил одно условие: горцы должны выдать генуэзцам золотую колыбель в знак дружбы. Условие звучало слишком дерзко, поэтому, смягчая тон своей речи, генуэзец закончил ее такими словами:

Мы требуем колыбель потому, что знаем, как высоко цените вы ее. Передайте ее нам - и мы убедимся, что вы дорожите миром больше всего на свете.

Услышав такое требование, горский князь обнажил саблю и ответил:

Твои слова настолько оскорбительны, что я готов тебя убить. Неужели ты не знаешь, что в этой колыбели вскормлены все мы и что у нее клялись деды и отцы наши в верности своему народу? То, что символом нашим является колыбель, само по себе говорит о мирном характере нашего народа, Нет на знаменах наших ни львов, ни орлов, ни других существ хищных. Так, что сомневаться в намерениях жить мирно со своими соседями, не следует…

Мы жаждем согласия с вами и готовы тоже дать вам в залог самое дорогое, что имеем. Мы понимаем, что для принятия решения понадобится какое-то время… Мы подождем…

Хорошо, я посоветуюсь со своими людьми - сказал вождь горцев. Срочно были посланы гонцы для сбора старейшин. Собрались самые уважаемые, самые рассудительные люди из горских селений. Вождь рассказал им о предложении генуэзского посла.

Что останется от нас, если мы отдадим то, что всех нас объединяет? - спросил один из старейшин, и тут же сам ответил на поставленный вопрос: колыбель - символ, имя нашего народа. Лишившись ее, мы станем людьми без роду, без племени, превратимся в безликую толпу. Кто согласится добровольно лишиться свободы и независимости?

Что значит для нас колыбель, мы все знаем, - прервал старика вождь. - Я хотел бы услышать тот ответ, который мы дадим генуэзцам?

Нужно взамен колыбели просить у генуэзцев то, что они отдать никогда не решатся, - сказал другой старик. - Что может быть для них дороже права на владение землей?… Вот и надо попросить у генуэзцев ту самую бумагу, от хана Тохтамыша полученную, по которой они владеют землей в Крыму. Думаю, что они на это никогда не согласятся. А раз не согласятся, то тогда можно вести переговоры о мире на иных условиях.

Совет понравился вождю. Генуэзскому послу передали ответ горского князя. Посол, молча, повернулся и со своей свитой отправился на побережье. Прошла неделя, другая, и от генуэзского князя явился новый гонец.

Возьмите у нас все, что угодно, - говорил он, - но только не эту бумагу.

А что же дороже ее есть у вас? - сказал горский вождь. - Ведь вы осмелились требовать от нас нашу святыню. По значимости она, возможно, и равна вашему праву на владение землей? Вы не можете жить здесь без права, мы не можем - без колыбели!

Мы - это другое дело, - сказал посол. - Вы известны, как народ гордый, неустрашимый, и вас можно заставить помириться с нами, только отняв вашу святыню.

Спасибо за доброе слово! - усмехнулся горский князь. - Но, условия для мира я уже изложил! Колыбель - взамен бумаги!

Не серди нас. Мы силой заберем вашу святыню, раз вы сами не хотите добровольно отдать ее нам.

Ты угрожаешь нам, - ответил горец - Но запомни, народ наш не боится никого, и скорее весь до последнего ляжет в битве, чем продаст честь свою!

Другого ответа я не дождусь?

Разгорелась новая война между генуэзцами и горцами. Уступали и в вооружении, и в количестве бойцов горцы. Редели ряды славных защитников знамени с изображением золотой колыбели. Княжеству грозила полная гибель. Генуэзцы продолжали требовать золотую колыбель, обещая прекратить войну. Горский князь собрал народ и спросил, не лучше ли согласиться с условиями врагов наших?

Мы не хотим этого! - закричали воины. - Не допустим позора, пока жив хоть один из нас!

Друзья мои! - сказал князь. - Пока цела наша святыня, народ живет, хотя бы осталась от него только горстка людей. Поэтому я спрячу святыню так, чтобы ее не нашел никто из врагов. И наложу на нее заклятие, чтобы далась она в руки только тем, кто приблизится к ней с чистыми побуждениями…

Сказав это, князь с небольшой группой самых близких и надежных людей направился к пещере на горе Басман, близ Биюк-Узенбаша. Только ему одному известными тропами они добрались до нее. Воины внесли золотую колыбель в глубь извилистой пещеры и оставили князя одного. Став на колени, тот тихо произнес:

Могучие духи! Я и народ мой вверяем вам самое дорогое, чем мы обладаем. Его хотят отнять алчные соседи - генуэзцы, чтобы лишить нас имени, чести и свободы. Горские воины бьются с ними сейчас не на жизнь, а на смерть. Если они не сумеют одолеть жестокого врага и погибнут, прошу вас: примите под свою охрану нашу святыню и сохраните ее для грядущих поколений.

Так будет! - раздалось в мрачной пустоте пещеры.

Заклинаю вас покарать того, кто захочет взять эту колыбель ради порабощения другого народа или ради какого-нибудь иного злого умысла.

Так будет! - опять донеслось из мрачной пустоты.

Могучие духи! Я прошу вас открыть место, где хранится колыбель нашего народа, тем людям, которые будут искать ее для возрождения моего народа, его славного имени, его непокорного духа. И помогите мне в битве за жизнь моей семьи, жен и детей моих воинов, за нашу землю, горы, за наши поля и жилища!

В этот момент перед князем появился старец в белой одежде и сказал ему:

Не отчаивайся! Тяжелые дни переживает твой народ, но наступят для него и лучшие времена. Это будет не скоро, немало горя испытает он. Однако, смотря вдаль, я вижу его возрожденные поля, шумные города, счастливых людей. Не отчаивайся, если даже потерпишь поражение…

А что будет с генуэзцами, нашими врагами?

Судьба их несчастна, как и всех захватчиков. Они навсегда исчезнут с этой земли.

Старец медленно ушел в глубину пещеры, а князь выбрался из нее и поспешил к своим воинам. Долго еще длилась война между двумя народами. И каких бы побед ни достигали генуэзцы, они не добивались своего, не могли захватить золотой колыбели.

Ушли последние отряды горцев с родной земли, уступая их злобной силе. Но и ряды врагов поредели, ослабли. И когда неожиданно орды новых захватчиков нагрянули на генуэзцев, они с позором бежали, чтобы никогда больше не появляться на крымской земле. А бумагу, которая давала им право владеть ею, унес ветер в далекое море, и исчезла она навеки.

Столетие за столетием кипели битвы за горскую землю, а в пещере на горе Басман хранилась чудесная золотая колыбель. Много смельчаков пыталось завладеть ею, но им не удавалось добраться до нее. Они возвращались изуродованные, с помутившимся разумом.

Дождется ли колыбель тех, кто владеть ею достоин? Исполнится ли предвидение духов горы Басман?…

Крестовая гора расположена вблизи Алупки. Она окружена сосновым лесом, среди которого видны живописные нагромождения скал, упавших некогда с Ай-Петри. В древние времена здесь находилось таврское поселение и могильник. Гору опоясывает оборонительная стена циклопической кладки, ныне сильно разрушенная.

В очень давние времена, когда не создал еще Аллах великого прародителя всех людей Адама, изгнанника дженетта, на свете жили какие-то древние не то люди, не то духи по названию джинтайфасы.

Были разные джинны. Одни были правоверными, другие неправоверными, не признававшими единого Аллаха, создателя всех миров.

По эту сторону крымских гор, вдоль всего побережья жили аллаховы джинны. Они были верны заветам единого Аллаха и его пророка, произносили по правилам молитвы и пять раз в день восхваляли его премудрость. По ту сторону крымских гор, внутри страны, жили неправоверные джинны. Они не признавали заветов Аллаха, не творили его молитв и подчинялись врагу Аллаха – великому бесу Иблису, которого сделали своим богом и учение которого выполняли.

Аллаховы джинны, живя на побережье Крыма, сажали сады, разводили виноград, сеяли хлеб и просо, пряли лен. Иблисовы же джинны, живя в диких горных лесах, пасли стада на редких лугах, охотились на козлов и оленей, выжигали уголь.

Каждая группа джиннов имела своего властителя, своего хана. Не было согласия между джиннами Аллаха и джиннами Иблиса. Часто шли между ними войны и распри. Они отнимали друг у друга пашни, леса и пастбища, угоняли скот, не давали производить сельские работы. Из-за этих стычек зарождались кровавые военные походы, разорялись и сжигались деревни, много джиннов убивалось и уводилось в позорное рабство. Ненавидели аллаховы джинны иблисовых, а иблисовы – аллаховых. Ненавидели и их ханы друг друга и всегда были полны жаждой мести за прошлые обиды.

Но чаще побеждали иблисовы джинны, так как они были смелы, подвижны, жестоки, неустрашимы, выносливы, закаляясь на охоте и пасьбе скота, а джинны-земледельцы были робки, боялись уходить от своих хижин и пастбищ, плохо владели оружием, не привыкли к военным хитростям и жестокостям.

У хана иблисовых джиннов был сын-наследник, юноша редкой красоты, смелый, страстный и настойчивый. Не знал он еще любви, так как не было в стране иблисовых джиннов девушки, достойной такого витязя. И жадно прислушивался он к рассказам о чужих красавицах.

Был у ханского сына дядька-воспитатель, невольник хана, который когда-то маленьким мальчиком был украден иблисовыми джиннами у аллаховых в лесу, когда собирал кизил. Он вырос в неволе, отличался умом и многими доблестями, в старости получил поручение воспитывать ханского сына, научил его разному искусству и стрельбе из лука, и метанию из пращи, и прыганью, и бегу. Очень полюбил старый раб своего воспитанника и рассказал ему, как живут другие джинны, какие у них витязи и девушки. Часто виделся старик тайком с другими невольниками своего племени и знал через них обо всем, что происходило на его родине.

Рассказывал старый дядька воспитаннику своему, что у хана аллаховых джиннов на морском берегу Крыма есть молодая дочь, такая красавица, что только о ней и поют соловьи той страны и далеко за ее пределы разносят сладостную славу о ее несравненной прелести. Велел молодой сын хана привести к себе тайно тех невольников, которые видели принцессу, и расспрашивал их обо всем, из чего слагается ее дивная красота, – и о коже лица, похожей на лепесток розы, и о тонких стрелках бровей, и о глазах, горящих, как звезды, и о губах, манящих, как черешня, и о мягких пленительных волосах.

Много рассказали невольники пылкому юноше, и так ясно представилась ему несравненная красота дочери южнобережного хана, что загорелось у него неукротимое желание хотя бы посмотреть на никогда не виданную им красоту, хотя бы услышать из уст благоухающее слово и сказать ей. Глубокая страсть разгорелась в его мужественном сердце, все мысли его наполнились думой о прекрасной, никогда не виданной им соседке. Перестала радовать его и охота со сверстниками на оленей и козлов на Яйле в дремучих горных лесах, и состязания в меткости стрельбы из лука в летящую птицу, и скачки на диких горных конях, и военные игры с мечом, копьем и щитом, и охота за пленниками с длинным арканом, и веселые пирушки у отцовского очага, и рассказы его старых воинов о давних походах, боях, победах, сказки старух о славных царских сыновьях в далеких странах. Стал сын хана мрачен и молчалив, погрузился в думы, отказывался от еды и питья, не находил покоя, молчал, не смея проронить слова о своей преступной страсти к дочери врага, размышлял без сна по ночам и тосковал так, что пожелтел, иссох и стал похож разве на тень свою. Так далеко завела его скрытая от всех любовь.

Глубоко печалился старый хан, глядя на скорбную перемену в любимом сыне. Настойчиво допытывался он от него о причине его тоски, но юноша молчал, как могила. Призывал хан искусных колдунов, чтобы его излечить, но те не находили никакой болезни, и тщетны были все их заклинания от дурного глаза. Старался хан развеселить сына плясками невольниц, шутками придворных насмешников, воинскими забавами, зурнами и сантырами. Но ничто не помогало, принц оставался мрачен и угрюм, и не мог отец разгадать тайны его печали.

Призывал тогда старый хан к себе верховного жреца Иблиса и поручил ему во что бы то ни стало узнать причину скорби сына. Тот стал следить за каждым его шагом, словом и вздохом, но ничего не мог заметить. Наконец, когда в одну ночь юноша забылся краткой дремотой, верховный жрец подкрался к нему, приник ухом к его шевелящимся устам и услышал явственное: «О, Зехра, Зехра!» и слова великой любви и печали.

Долго гадал хан со своим жрецом, о ком шептали ночью уста юноши, но не могли никак догадаться. Долго спрашивали они повсюду, но не нашлось во всем ханстве ни одной девушки по имени Зехра. Стали они тогда призывать гадателей и гадать на имя «Зехра». И догадался один из колдунов и указал, что Зехра живет по ту сторону гор на берегу великого моря. Опросили они пленников из аллаховых джиннов и узнали всю правду.

В старом хане тревога сменилась страшным гневом. Измену увидел он в преступной страсти сына, измену отцу, племени и его древнему богу Иблису. Он запретил сыну даже и помышлять о проклятой иноплеменнице, осыпал ее имя страшной бранью, грозил юноше заключением и отцовским проклятием и установил за ним строгий надзор. Одно упоминание об иноверном соседе-хане и его племени приводило старика в свирепую ярость.

Но не таково было твердое сердце юноши-принца, чтобы можно было угрозами изгнать из него черты любимой. Видя неукротимость гнева своего отца, он про себя твердо решил бежать тайком из пределов власти грозного отца и пробраться во что бы то ни стало за горы в приморскую страну аллаховых джиннов, к мечте своего сердца, чтобы хоть единый раз взглянуть на свой кумир и исцелить душу свою единым взглядом ее прекрасных глаз.

Долго, долго размышлял печальный юноша, как ему выполнить свое решение, как обмануть отца и поставленный им надзор. Никто не мог ему помочь в его планах, кроме его старого преданного слуги, дядьки, который вырастил его с малолетства и душу свою готов был положить, чтобы исполнить желание воспитанника. Старик достал тайком платье чабана и в одну темную грозовую ночь положил свернутое из соломы чучело на ложе принца, а сам с переодетым юношей проскользнул мимо дворцовой стражи, прокрался глухими мрачными переулками к городской стене, отыскал ему одному известный подземный ход, ведший из старого разрушенного подвала под стеною наружу – в ближайший лес, в скрытую пещеру. Только здесь беглецы остановились на минуту, чтобы вздохнуть, но тотчас же осторожно скользнули дальше по глухим лесам, по скалам и пропастям, без дорог и тропинок, по дебрям, куда не ступала нога путника, и где только горные козлы прыгали со скалы на скалу, не боясь стрелы охотника, да мрачный барсук копошился в расселинах, щелкая орехи.

Так бежали они всю ночь все выше и выше в горы и к рассвету поднялись на самую Яйлу. Пустынна была Яйла, служившая границей между обоими ханствами, страшились показываться сюда джинны и с той и с другой стороны, но все же побоялись беглецы дневного света, спрятались в мрачной пещере и дождались вечера. В темноте второй ночи они осторожно прокрались по опасным скалам и провалам Яйлы и скользнули в леса южного склона. Пробираясь между сторожевыми постами аллаховых джиннов, между стоянками охотников и кошами чабанов, остерегаясь их свирепых собак, спустились беглецы наутро к прибрежным скалам.

Трудно было бежать из отеческого дворца и родного племени, трудно было пробраться незамеченными через непроходимые горные леса в чужую, вражескую страну, но самое трудное было проникнуть во дворец правоверного и увидеть его зорко оберегаемую красавицу-дочку. Долго искал случая и измышлял ханский сын способы воплотить свою мечту, – ничего не помогало. Его прогоняла стража, рвали сторожевые собаки, высокие ограды и крепкие запоры преграждали ему путь.

Решили, наконец, беглецы придумать хитрость, чтобы, во что бы то ни стало пробраться во дворец и выполнить горячее, непреклонное желание юноши. Стал принц вместе со своим старым слугой разучивать неведомые им до сих пор священные песнопения. Долго учили и выучили их большое число. Тогда переоделись они в платье странствующих нищих-дервишей и стали ежедневно приходить к воротам ханского дворца и распевать священные гимны, восхваляя премудрость Аллаха и его халифа на земле, великого хана правоверных джиннов.

Прекрасный могучий голос молодого дервиша, страстные настойчивые мольбы, выражавшиеся в звуках его песен, нашли, наконец, дорогу к уху красавицы-принцессы. Она стала в обычный час приближаться к воротам и в открытом месте слушать прекрасные гимны дервишей. Наконец, красавица Зехра начала упрашивать старого хана, своего отца, разрешить святым дервишам в священные дни приходить в ее дворцовую молельню и оглашать ее песнопениями. Старого хана также глубокого растрогало прекрасное пение дервишей, и он допустил священных странников во внутренние части дворца, уступая просьбам красавицы-дочки.

Тут-то, в священной тишине храма Аллаха, впервые увидел переодетый принц-дервиш ту, о ком столько бессонных ночей мечтала его душа. Долго не мог он прийти в себя от трепета и изумления, ибо все его мечтания были лишь бледной тенью той красоты, которую он теперь видел перед собою наяву, и не было границ его восторгу. Но и сама принцесса Зехра скоро заметила, слушая дивные гимны, что не только звучным голосом обладает молодой дервиш, но и прекрасным, мужественным, гордым лицом, светящимися, смелыми, пылкими глазами и могучим, гибким, стройным станом, проступающим из-под нищенских дервишских одежд.

Прошло немного времени, и все чаще пели дервиши свои песнопения для красавицы-принцессы в молельне. И уже не только искусство пения показывал молодой дервиш во дворце, он участвовал в состязаниях в стрельбе из лука, и в метании копья, и в борьбе, и в верховой езде, и никто из правоверных юношей не мог сравниться с ним мужеством, силой и меткостью. И заподозрила красавица Зехра и ее отец, правоверный хан, что не нищий дервиш входит в их дворец, а какой-то пришлый витязь, покинувший свою землю.

Прошли месяц за месяцем, и пришел день, когда два любящих сердца открылись в преданности друг другу. Не было предела их блаженству, когда старый отец красавицы не нашел слов отказа на их мольбы и согласился сочетать их браком. Принц торжественно принял веру своей возлюбленной, веру единого Аллаха, сбросил притворные одежды дервиша, явился в настоящем виде витязя, но не открыл своего действительного происхождения.

Счастлив был безмерно и старый хан, когда его дочь, прекрасная Зехра, наградила его золотокудрым внуком. Очарованный дед подарил ей фамильную колыбель, в которой по наследству с давних веков укачивались все наследные принцы ханского рода правоверных джиннов. Была колыбель сделана из чистого золота со слоновой костью, вся сверкала драгоценностями и мастерством работы, а при качании сама собою издавала нежные колыбельные песни. Стала красавица Зехра укачивать своего прелестного младенца в золотой поющей песни колыбели.

Тем временем слух о браке ханской дочери с каким-то пришлым витязем, принявшим ее веру, дошел до края иблисовых джиннов по ту сторону Крымских гор. Давно уже хан тщетно искал своего исчезнувшего сына и никак не мог обнаружить его следов. Он пытал и казнил стражу, не уберегшую его, он призывал гадателей, но ничего не мог узнать. Наконец он решил, что беглый сын погиб в горах и лесах и что лучше ему, беглецу, умереть такою смертью, чем попасть в сети своей возлюбленной, дочери ненавистного хана приверженцев Аллаха. И утешал этим хан свою отцовскую скорбь.

Когда же дошла молва о браке при дворе хана аллаховых джиннов и о рождении наследного младенца, страшное подозрение закралось в душу старика. Он послал лазутчиков в ненавистную вражескую страну, чтобы они посмотрели на пришлого витязя, мужа принцессы. Лазутчики принесли весть, что это действительно сын хана, бежавший из отцовского дома и принявший ненавистную веру Аллаха.

Безмерна была ярость старого хана против беглеца и изменника-сына, бросившего родной край, свое племя, отца и его ханский трон, предавшегося кровным врагам, сочетавшегося мерзким браком с дочерью злейшего недруга, породившего с нею змеиное отродье и совершившего самое страшное дело: изменившего вере отцов, служению Иблису. Великим гневом и местью закипело сердце старика, и решил он уничтожить и отступника-сына и проклятое гнездо врага, совратившего его своим чародейством, и всю страну ненавистных правоверных джиннов. Уничтожить так, чтобы покончить с ними навеки.

Созвал хан всех своих вельмож и жрецов на Диван, клялся перед ними именем великого Иблиса отомстить врагу и потопить его в крови и просил всех помочь ему в этом священном деле. Жрецы и вельможи, почуяв добычу, еще больше разожгли его гнев и обещали дать всех своих воинов. Собралось в горах огромное войско последователей Иблиса и, подстрекаемое жрецами, припоминая древние обиды, возбуждаемое гневным мстительным ханом, ринулось через горы на вражескую землю,

Семь лет и семь зим длилась страшная война. Кровь лилась рекой, земля дрожала под копытами лошадей, воздух наполнялся свистом стрел. Яростно нападали на селения прибрежных джиннов свирепые пришельцы из-за гор. Не трусами показали себя и аллаховы джинны. Они выставили храброе войско и мужественно защищали свою землю и веру, свои хижины, жен, детей и стариков. Сам старый правоверный хан собирал отряды и направлял их навстречу врагам. Его мужественный зять стоял во главе войска, защищавшего его новую родину. Его видели в первых рядах, в самых опасных местах; как лев, бросался он вперед, увлекая за собою аллаховых воинов, и стремительно поражал приверженные Иблису войска своего отца, своих единоплеменников, бесстрашно защищая от них свою любовь, свою красавицу и своего сына. И его оружие сопровождала победа.

Но не везде и не всегда мог быть в первых рядах храбрый, бесстрашный предводитель, не все его воины были так же крепки сердцем, как он. Пока он побеждал в одном месте, – в других слабели его войска под напором разъяренных горцев и терпели поражения. Так случилось, что он отважно бросился с отборным отрядом на врагов, врезался в их ряды, сея вокруг себя ужас и смерть, проник далеко вглубь их войска, стараясь достигнуть отцовского стана, и не осмеливались враги приближаться под удары его стремительного меча. В это время в других местах поколебались и были обращены в бегство его отряды, сомкнулись за его спиной ряды врагов, и он с неустрашимой горстью храбрецов оказался окруженным и отрезанным в опасной горной теснине. С беззаветной храбростью защищался отряд, много врагов полегло к его ногам, но прибывали все новые и новые толпы, тучи стрел сыпались с соседних скал, огромные камни скатывались в теснину, и, наконец, метко пущенный чьей-то скрытой рукой камень из пращи попал отважному предводителю прямо в висок и поверг его мертвым на землю. То был камень из пращи его гневного и мстительного отца-хана. Лишенный любимого вождя, недолго мог сопротивляться весь отряд и был уничтожен до одного человека. Рядом с убитым витязем легло и изрубленное тело его воспитателя, старого раба.

Страх и ужас напал на всю землю аллаховых джиннов. Уже никто не думал о сопротивлении, думали лишь о бегстве и спасении. Ожесточенные воины приверженцев Иблиса хлынули безудержным потоком в беззащитную страну, жгли, грабили, убивали все, что попадалось на пути, камня на камне не оставляли от былых деревень, городов и храмов, в мрачную пустыню превратили цветущий Южный берег Крыма. Счастливым мог почитать себя тот, кто был уведен в тяжкое рабство: он сохранял, по крайней мере, свою жизнь. Остальные были до одного все перебиты.

Куда было спасаться? Не было аллаховых кораблей на морском просторе, крепости на горных скалах были уже разрушены врагами, а все пути и тропы из их прибрежной страны вели через горы в страну ненавистных врагов, иблисовых джиннов. Не было никому спасения.

Старый хан аллаховых джиннов долго защищался с дочерью и внуком в своем дворце, где ныне находится Алупка. Долго не могли взять его враги и придумали способ, чтобы уничтожить его совершенно. С самой горы Ай-Петри стали они сваливать огромные обломки скал; те со страшным грохотом и неудержимой силой катились вниз и падали прямо на дворец, разбивая его в осколки и щепки. Столько этих страшных скал посбрасывали враги, что и следа не осталось от ханского дворца, а на его месте образовалась огромная груда горных обломков, нагроможденных друг на друга в мрачном хаосе.

Старый хан, убитый горем и охваченный глубоким отчаянием, видя неминуемую гибель дворца, когда первые камни ринулись с Ай-Петри, бросился спасаться через последнее убежище – через потайной подземный ход, который вел из дворца в Алупке вверх в горы, в крепость Исар на горе, называемой теперь Крестовой. Он устремился по подземному ходу, увлекая за собой рыдавшую дочь, прекрасную Зехру, и маленького внука. Из всех своих былых богатств и сокровищ они захватили с собой только одну, самую дорогую драгоценность – золотую поющую колыбель.

С великим трудом, и мукой поднялись они по мрачному длинному подземному ходу в крепость. Там вверху был выход в скрытую таинственную пещеру в расселине. Когда они подошли к нему, то с ужасом и отчаянием увидели, что их грозная крепость уже взята и разрушена врагами, что и на нее свалились могучие обломки скал с Ай-Петри и что расселина с пещерой завалены так, что выхода из них нет совсем.

Не могли их здесь найти свирепые враги, не могли их ни убить, ни увести в позорное рабство. Но могли ли они здесь найти спасение? Кругом лежала опустошенная разрушенная страна, наполненная трупами, среди которых рыскали озверевшие враги. Никто не мог их спасти, открыв выход из пещеры. Без всякой помощи и поддержки несчастные, претерпев страшные страдания, умерли с голоду у выхода из подземного хода.

Перед смертью старик-хан произнес над золотой колыбелью грозное заклинание, от которого она стала невидимой.

Предание говорит, что золотая колыбель эта еще и ныне хранится в мрачной пещере горы Исар.

Только иногда, во время сильной бури, когда вихрь проникает в заколдованное таинственное подземелье и раскачивает колыбель, она тихонько поет заунывную колыбельную песню.

Многие, очень многие с давних пор старались как-нибудь достать золотую колыбель в пещере на Крестовой горе, но всегда безуспешно. Многие поплатились жизнью за свои дерзкие попытки, срываясь со скал, другие, спасши свою жизнь, возвращались перепуганные, полубезумные, с искривленным навеки ртом, руками или ногами. Очень крепко была заколдована старым ханом золотая колыбель. Никому не дается она в руки, если тот не имеет нужного талисмана.

А талисман может открыться только тому, в ком горит такая же могучая беззаветная любовь, какую носил в себе отважный сын хана иблисовых джиннов, павший от руки собственного отца.

Примечания:

Дженнет – рай.

Зурна – духовой инструмент, прародитель гобоя.

Сантыр – струнный инструмент, подобие цимбал.

Яйла – плоская вершина горы, горное пастбище, характерна для Крымских гор.

Кош – стоянка пастушья, загон для скота.

Халиф – титул духовного главы мусульман, почитавшегося а качестве преемника Мухаммеда.

Исар – забор из камней. в данном случае – укрепление. Речь идет о Биюк-Исаре (биюк – большой), известном средневековом городоще на Крестовой горе близ Алупки

Крым — колыбель русского Православия, неотъемлемая часть святой Руси, об этом обязательно нужно помнить и хранить единство Церкви,— часто напоминает в своих проповедях за богослужением и в беседах с паломниками настоятель храма святого Феодора Ушакова в поселке Новофедоровка священник Алексий Тушев, руководитель паломнического отдела Симферопольской и Крымской епархии. Совершая паломничество по Крыму, мы ощущали это внутреннее единство постоянно: жизнь многих святых и подвижников связана одновременно и с Крымом, и с Саратовской епархией. Среди них — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), святитель Гурий (Карпов), митрополит Вениамин (Федченков)… О главных святынях Крыма и особенностях крымского паломничества отец Алексий рассказал корреспондентам «Православной веры».

— Почему верующему человеку можно и важно приезжать в Крым именно в паломничество?

— До недавнего времени Крым считался исключительно туристическим центром, а сейчас сюда приезжает все больше и больше паломников. Вообще важность паломничества очень велика — прикосновение к святыне часто становится началом духовного пути человека. А в Крыму множество святынь, причем относящихся не только к русскому Православию, но и вселенского значения. Здесь несли свое служение величайшие святые — от апостола Андрея Первозванного до святителя Луки. Двадцать веков сияет свет Христов над нашим полуостровом — благословенной Тавридой.

— Конечно, в первую очередь — Херсонес, колыбель Православия, где принял Крещение равноапостольный князь Владимир, где проповедовал святой апостол Андрей Первозванный. Инкерманский Свято-Климентовский монастырь — здесь находится храм, датированный I веком нашей веры, а это величайшая редкость. Топловский Свято-Троице-Параскевиевский женский монастырь под Симферополем с тремя святыми источниками: он является одним из самых посещаемых мест Крыма. И особо мне хотелось бы отметить патриотическую часть крымской истории: Севастополь — город, который пережил две героические обороны. Множество святых освятили его своим присутствием, в том числе праведный Феодор Ушаков, который был одним из основателей города и Черноморского флота. Патриотизм — важная составная часть паломничества, потому что, соприкасаясь с историей, человек учится любить ближних и свое Отечество.

— Многие святые, просиявшие в Крыму, связаны с Саратовской епархией. В Симферополе находятся мощи святителя Гурия (Карпова), архиепископа Таврического и Симферопольского, который родился в Саратове; святителя Луки Крымского, который до рукоположения работал земским врачом в селе Романовка Саратовской области... Земная жизнь святителя Луки окончилась совсем недавно — в 1961-м. Есть ли еще люди, которые его знали?

— Да, живы многие из его ближайших родственников. К сожалению, уходят из жизни священники, им рукоположенные. Совсем недавно скончались два священника, многие десятилетия прослужившие в Феодосии и Симферополе. До сих пор есть храмы, где на престоле антиминсы, подписанные святителем Лукой, я видел их своими глазами. Есть множество свидетельств его благодатной помощи людям. Даже тот факт, что ежегодно на день памяти святителя к нам чартерными рейсами приезжает множество паломников из Греции, говорит о многом. В Греции и на Кипре уже практически нет ни одного храма, где не было бы иконы святителя Луки: Агиос Лукас — так его называют в Греции, очень любят и чтут.

Обычно святых угодников Божиих люди почитают задолго до их канонизации. И к святителю Луке никогда не зарастала тропа народная, всегда были цветы на его могиле, и у святителя Гурия — то же самое. О святителе Гурии недавно вышла новая книга, но о нем, конечно, известно меньше, потому что он жил в ХIХ столетии. Но, тем не менее, мы также знаем о его помощи страждущим людям. Конечно, чудеса для нас — не самое главное. Главное, что эти святители своими трудами преобразили и освятили нашу землю.

— Пожалуйста, несколько слов о церковной жизни в Крыму. Насколько верующий народ здесь живет? К сожалению, когда путешествуешь по Крыму, возникает ощущение, что здесь значительно больше мечетей, чем храмов,— они заметнее с дороги…

— Что касается мечетей, вопрос разрешается очень просто — мусульманскую общину Крыма хорошо финансирует исламский мир: Турция, Арабские Эмираты помогают татарам, исповедующим ислам, строить культовые сооружения. Православных храмов на самом деле в Крыму больше, но они не так заметны: во-первых, потому, что дороги новые, и старые церкви теперь стоят вдалеке от дорог, а во-вторых, в селах или поселках храмы, как правило, находятся в приспособленных помещениях. Как у нас в Новофедоровке — есть община, есть люди, но храм с куполами, который был бы виден со всех сторон, пока только строится. Строится с трудом, уже несколько лет, очень мало помощи.

Крым пострадал от безбожной власти очень сильно. Красный террор здесь был жесточайший — власть мстила за Белое движение: после расстрела белых офицеров приступили к массовому разрушению храмов и монастырей. В советское время в Крыму было всего лишь 3-4 действующих храма — маленьких, кладбищенских. Кафедральный собор в Симферополе был взорван в 1930 году (сейчас он восстанавливается). Это время, к счастью, закончилось, но мы все еще пожинаем его плоды. Примерное соотношение верующих и неверующих людей в Крыму — такое же, как везде: крестятся почти все, ходят в храм, исповедуются и причащаются около пяти процентов населения. Могу судить по своему приходу. А если приводить цифры, то наша епархия — одна из самых больших на Украине: у нас около 350 священнослужителей. И хотя священников, как кажется, много, их все равно не хватает. Часто один священник служит на 3-4 сельских приходах.

— Расскажите, пожалуйста, о возрождении монашеской жизни в Крыму: в чем ее особенности и сложности?

— Помимо сложностей духовного плана (малое количество монашествующих, отсутствие духовных традиций, преемственности — 70 лет дают о себе знать) — у нас в Крыму есть еще и специфические юридические проблемы. Очень многие монастыри и древние христианские храмы оказались на территории заповедников. Естественно, если земля принадлежит заповеднику, то нормально, полноценно существовать там монастырю практически невозможно: без разрешения государства нельзя ничего строить и перестраивать. И потому очень тяжело дается возрождение крымских монастырей.

— Наши гиды рассказывали нам, что многие монастыри находятся в труднодоступных местах — на каменистых горах, в заповедных лесах, где нет никаких удобств, привычных для современного человека,— света, газа, воды. Там очень трудно жить и нести монашеский подвиг.

— Да, раньше у людей были другие требования, и монаху достаточно было пещерки и источника воды, чтобы можно было там жить. Сейчас, к сожалению, людей, способных нести подобный подвиг, очень мало. Самый большой у нас Бахчисарайский монастырь насчитывает всего около 20 монашествующих. В Космодамиановском монастыре — пять монахов, в Инкерманском, Свято-Геогиевском — до десяти, в Стефано-Сурожском —один монах… Один-два монаха, как правило, живут в монастырях в местах труднодоступных. Но слава Богу, что там совершается Божественная литургия, идет молитва, и есть надежда, что эти святыни сохранятся, хотя и не будут такими многолюдными, какими были раньше. Кстати, практически все наши заброшенные горные монастыри возрождались благодаря паломникам. Как правило, все они находятся далеко от населенных пунктов, но туда приходили, приезжали люди, добирались иногда вместе с батюшками, молились и служили там молебны в память о том, что было когда-то. И Господь, видя такое усердие людей, со временем помогал православным возрождать эти святыни.

— Можно ли в двух словах обрисовать портрет крымского паломника?

— Характерная черта крымского паломника — это любовь к морю. Желающих приехать в паломничество в Крым зимой не имеется. Крымский паломник — это человек, который хочет сочетать полезное с приятным.

— А не вредит ли такой подход духовному настрою?

— Думаю, что не вредит, а в каком-то смысле и помогает. Я сам часто езжу в паломнические поездки, и представляю себе, что такое 10 дней на колесах, в молитве. Это очень трудно. Все-таки должны быть минуты, часы, когда человек может просто посидеть на море, посмотреть вдаль, полюбоваться красивой природой. Все, что нас окружает, сотворил Бог, и если помнить об этом, относиться к природе с пониманием и любовью, то купание в море, любование крымской природой не только не мешает, но помогает, дополняет паломничество.

— С какими трудностями может столкнуться паломник в Крыму, от чего можно предостеречь?

— Природные, климатические условия в Крыму бывают довольно тяжелыми для неподготовленных людей. У нас, к сожалению, были случаи, когда паломники спускались с гор на носилках: ломали руки-ноги, получали ушибы… Но они, как правило, народ терпеливый, и понимают, что все, что происходит с ними в паломничестве, дано им свыше. Конечно же, отправляясь в поездку, тем более в горы, надо помнить об элементарных правилах безопасности. Должна быть с собой удобная обувь, обязательно головной убор, вода. А в духовном плане… Во-первых, паломничество должно начинаться с благословения священника. Во-вторых, паломник должен приготовиться к тем искушениям, которые встретятся на его пути к святыне. Чаще всего они связаны со взаимоотношениями между людьми: то сосед по номеру храпит, то кто-то занял твое место в автобусе… Только тогда можно сказать, что паломничество принесло пользу, когда человек отправился в поездку одним, а возвратился хоть немного другим — менее раздражительным, завистливым, нетерпеливым. Если так — то паломничество состоялось.

Художник Энвер Изетов

Пусть хотя бы что-нибудь святое
Неизменно остается в нас

Юлия Друнина

Основы жизненных ценностей и приоритетов человека формируются с детства, с мира сказок и легенд. В этом удивительно таинственном мире много фантастических образов, занимательных сюжетов, которые как источники познания дают пищу для размышлений, учат мудрости, дарят радость и пробуждают воображение. И все происходящее в этом мире воспринимается как истина. Этот мир интересен всем, там много «вечных» сказок и легенд, они словно остаются жить в душе, потому что ты их помнишь всю жизнь. Ведь сказки и легенды создает сама жизнь, а люди слагают и передают их бережно, как богатство от одного поколения к другому. Это чудесное наследие из глубины веков и есть одна из основ духовной культуры народа. Сказки и легенды каждого народа отличаются своим особым содержанием, образами, стилем.

Удивительные сказки и легенды крымских татар – это фантастические повествования о судьбах людей, о загадочных существах, животных, о последствиях геологических катастроф и географических реалиях. Они, украшая нашу жизнь, внушают веру в неизбежность торжества добра над злом, воспевают мужество, великодушие, красоту природы, любовь, особенно любовь к Родине. В них – мечта о счастье, справедливости, лучшей доли и столько мудрости жизни!

Особенно дороги были сказки и легенды в изгнании, они как невидимые нити соединяли и знакомили нас, детей, с далекой Родиной. Пробуждая глубокое, живое чувство патриотизма, а также детские фантазии, мечты. Вспоминаю свои выдуманные путешествия по Крыму. Такие, как полеты над живописными вершинами крымских гор, над морем и водопадами. Прогулки в лесу или среди причудливых каменных изваяний горы Демерджи и каменных чудес древнего вулкана Кара-Даг. А гору Аю-Даг исполинского каменного медведя непременно приветствовала с чувством поклонения: «Селям! Насылсынъ?». Здесь можно восхищаться каждым камнем и деревом, ведь весь Крым сложен из сказок и легенд. И лучшие из них таят в себе глубокий философский смысл, хранят историческую память народа. Одна из таких легенд – легенда о золотой колыбели. В ней говорится о том, что старый хан после семилетней страшной войны, видя неминуемую гибель, от врагов спрятал в таинственной пещере, в горах Крыма, самое святое – золотую поющую колыбель. Перед смертью произнес над колыбелью грозное заклинание, чтобы далась она в руки только тем, кто приблизится к ней с чистыми побуждениями и покарала того, кто захочет взять эту колыбель ради порабощения другого народа или ради какого-нибудь иного злого умысла. Открыть место хранения колыбели для возрождения народа, его славного имени, сможет тот, в ком горит могучая беззаветная любовь к Родине и народу.

Много прошло времени, и народ много пережил, но всегда помнит, свою святыню – золотую, поющую колыбель. Очень многие пытались найти колыбель, но погибали или возвращались изуродованными и безумными.

Мунире МАГАМЕТОВА