Тихомиров мышление. Реферат: Тихомиров О

Часть I
ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ ПРОЦЕССЫ

О.К. Тихомиров. Управление мыслительной деятельностью

Пути, методы, приемы, формы воздействия на мышление многообразны. При управлении развитием мышления, активном планомерном формировании мыслительных процессов важно не абсолютизировать значение какого-либо одного подхода к формированию мышления. Самым важным и самым трудным является путь управления творческим мышлением через воздействие на мыслящую личность, через изменение мотивов, установок, позиций личности, ее оценок и самооценок. Именно трудность этого пути заставляет ученых в исследовательских целях (а иногда даже и в педагогических) применять такие «необычные методы», как гипнотическое воздействие. Гипнологом В.Л. Райковым, Н.Б. Березанской и мною было проведено исследование возможностей управления мышлением в гипнозе. В.Л. Райков тщательно разработал и широко использует в своих опытах метод внушения образа другой личности. При таком методе видоизменяются представления человека о самом себе, о своих возможностях, ко человек, оставаясь в состоянии гипноза, может активно действовать в рамках внушенного образа. Предварительно было показано, что изобразительная деятельность, внимание и память существенно улучшаются при внушении образа активной «талантливой личности». Напротив, при внушении образа «малограмотного человека» активность внимания , памяти и ассоциативного процесса резко падала.

Испытуемым предлагали задания на различное применение предметов и сравнение понятий в обычном состоянии и в гипнозе. Инструкция была такова: «Придумайте, как можно было бы использовать данный предмет. Вы должны дать как можно больше ответов. Не смущайтесь необычностью этого задания и говорите все, что вам приходит в голову». Время выполнения задания не ограничивалось, опыт проводился до тех пор, пока испытуемый совершенно не отказывался дальше работать с предложенным предметом. В ходе опыта каждый ответ испытуемого одобрялся, инструкция периодически повторялась. После того как испытуемый говорил, что больше он ничего придумать не может, ему давали 14-минутный перерыв, а затем снова предлагали это же задание. Во время перерыва экспериментатор беседовал с испытуемым на интересную для него тему, не относящуюся к нашему эксперименту. Перерыв вводился потому, что задача может решаться и на неосознаваемом уровне, когда человек перестает работать над ней сознательно. Обычно после перерыва испытуемые давали еще один-два ответа. Затем мы просили испытуемого сыграть роль, представив себя великим человеком, и придумать что-нибудь еще. Ни один из испытуемых не смог ничего добавить к своим предыдущим ответам. Для нас это служило очень хорошим показателем того, что от испытуемых мы получили максимальное количество ответов, которое он мог дать в обычном состоянии. Выполнение одного задания занимало около часа.

Исследователи предлагали испытуемым найти возможное применение следующим предметам: ключ, одежная щетка, весы. Причем экспериментатор не только называл предмет, как это обычно делается, но и предлагал испытуемому картинку этого предмета. Мы считали, что, во-первых, опора не только на мысленное представление, но и на зрительное восприятие предмета повысит число ответов испытуемых и будет способствовать актуализации большого количества признаков, так как эти признаки представлены наглядно, и, во-вторых, нужно было учесть существующее мнение, согласно которому в глубоком гипнозе из познавательной психической структуры выпадает абстрактное мышление. При исследовании сравнения понятий пользовались теми же методическими приемами. Испытуемых просили найти как можно больше общих признаков у данных двух предметов. Такое же задание было дано относительно различных признаков. Требовалось сравнить следующие пары предметов: лыжи и зайца, козу и клещи, паровоз и самолет.

После выполнения заданий в обычном состоянии испытуемых вводили в гипнотическое состояние и им внушался образ «великого ученого или изобретателя» и предлагалось выполнить те же задания. Инструкция была следующей: «Скажите, пожалуйста, что общего у этих предметов и чем они отличаются?» (при сравнении понятий) и «Как можно было бы использовать данный предмет?» (в заданиях на применение). Экспериментатор дополнительно стимулировал испытуемых вопросами типа «А еще?». Однако в целом установка в этих опытах была менее жесткой, чем до гипноза, что делалось для предотвращения утомления. Опыты были проведены на семи взрослых испытуемых в возрасте от 20 до 27 лет, различного образования, которые давали глубокую гипнотическую реакцию. Полученные результаты сравнивались с контрольной группой, в которую входили испытуемые, не поддающиеся гипнозу. Условия обследования были такими же, как у экспериментальной группы. Кроме того, проводилось сопоставление экспериментальной группы с артистами, от которых требовалось после обычного выполнения задания войти в роль великого человека и выполнить все задания еще раз, чтобы получить сравнимые данные.

При анализе выполнения испытуемыми заданий на применение предметов учитывались два показателя: а) общее количество ответов, б) количество переходов из класса в класс, т.е. использование разных свойств предметов (например, кирпич можно использовать как пресс для бумаги или сделать из него красную пудру).

Первые два критерия являются факторами, определяющими дивергентные процессы мышления, которые наиболее важны для творчества. Результаты выполнения заданий по сравнению понятий оценивались по общему числу ответов испытуемых и количеству использованных признаков (отдельно при анализе сходства и различия).

Анализ экспериментальных результатов показал, что среднее значение показателей, выделенных для характеристики выполнения заданий, во всех случаях в гипнотической серии несколько больше, чем в негипнотической, или равно ему. Однако более тщательное рассмотрение полученных данных выявило наличие существенных различий между этими двумя состояниями. Несмотря на то что эксперименты с применением гипноза проводились после негипнсугической серии экспериментов, в заданиях использования предметов испытуемые давали новые ответы, находили возможные новые применения, которые они уже не могли придумать в обычном состоянии. Причем новых ответов, которых не было в негипнотической серии, появляется очень много. В среднем испытуемые находили 9 новых применений каждого предмета при общем среднем числе ответов, равном 12. Несмотря на то что в гипнотическом состоянии они не помнили, что уже однажды выполняли эти задания, не узнавали их и воспринимали как совершенно новые, среднее число повторяющихся ответов было равно только 3. Интересно отметить, что реакции испытуемых на предложение выполнить наше задание в этих двух случаях были очень различными.

В негипнотической серии испытуемый встречал задание немного с опаской, поскольку оно было совершенно новым, и испытуемый еще никогда в жизни не пробовал свои силы в этой области, придумывал нетрадиционные назначения обычным вещам, окружающим его каждый день. Обычно испытуемые в негипнотической серии начинали выполнение заданий словами: «Ну, что же, давайте попробуем. Посмотрим, что у меня получится» - и по ходу выполнения задания ждали оценки экспериментатора, спрашивали, правильно ли они поступают в каждом конкретном случае. Поведение испытуемых в гипнозе в образе «великого человека» абсолютно менялось. Они чувствовали себя уверенно, смотрели на экспериментатора «свысока», говорили размеренно, степенно, с чувством собственного достоинства. После прослушивания инструкции говорили примерно следующее: «Я начинаю. Пишите!» Часто в гипнозе испытуемые давали не отдельные ответы, как это всегда было в обычном состоянии, а целое стройное рассуждение «философического характера». Причем они были совершенно безразличны к вмешательствам экспериментатора, который пытался спорить, критиковать некоторые высказывания. В этой ситуации в лучшем случае они начинали объяснять «очевидные с их точки зрения истины» или, не обращая особого внимания , продолжали свои высказывания. Тот факт, что испытуемый почти не повторял ответов, данных в негипнотической серии, объясняется тем, что внушение образа делало ряд ответов просто неприемлемым для испытуемых.

С одним из участников эксперимента был проведен дополнительный опыт в гипнозе. После того как он выполнил задание по нахождению всех способов применения щетки, его спросили, почему он не назвал еще некоторые возможные применения, и повторили ряд его же ответов в негипнотической серии, на что он с возмущением ответил, что «говорить так он не может», и чтобы мы « не ждали от него подобных ответов». В гипнотической серии по сравнению с негипнотической изменился также. Набор признаков, по которым осуществляется нахождение применения предметов. Среднее количество - обнаруженных испытуемым в гипнозе новых свойств предмета, которые дают возможность по-новому его использовать, равно 7,5 т.е. новые ответы появляются не за счет использования уже найденных свойств в других ситуациях, что формально также вело бы к увеличению количества новых ответов, а вследствие того, что испытуемый по-новому «видит» старый предмет, замечает такие его свойства, которые раньше оставались для него скрытыми. Кроме этого, если без гипноза испытуемые обычно ищут применение предложенному предмету вне связи с другими вещами, то почти все испытуемые в гипнозе начинают его «совершенствовать», строить, основываясь на нем, сложные сооружения или использовать его как часть (может быть, даже несущественную) какого-нибудь другого агрегата. Ответы испытуемых при внушении образа отличаются большой необычностью, неожиданностью, они очень интересны по своему построению. Часто испытуемый называет ответ, с точки зрения экспериментатора совершенно абсурдный, но когда его просят обосновать свое мнение, то оно оказывается возможным и даже логичным. Сравнение контрольной группы с гипнотической по числу актуализированных свойств всех трех предметов (щетка, весы, ключ) показывает, что испытуемые в гипнозе называют почти в 2,5 раза больше свойств (общее число всех использованных свойств у контрольной группы равно 15, у гипнотической - 35). Мы анализировали общее количество свойств сразу по трем предметам, так как испытуемые, найдя некоторое возможное применение качеств одного предмета, переносили его на другие (если это было возможно). Например, сказав, что ключ можно использовать как проводник электрического тока, испытуемый также предлагал использовать и весы. В гипнозе такая тактика встречается редко, так как образ великого человека «не даст» повторяться, он делает такой путь поиска неинтересным для испытуемого.

Факт изменения в гипнозе набора используемых признаков и «отказ» от старого решения задания при сохранении стабильного количества ответов заслуживает внимание . Первоначально можно было бы предположить, что внушение образа в гипнозе будет оказывать только активирующее действие на субъект, и он будет давать большее число ответов, повторяя, в частности, и те, которые были до гипноза. Однако оказалось, что этого не происходит. Испытуемый в образе «великого человека» находит новые признаки и на их основе строит новые ответы; это позволяет выдвинуть гипотезу, что происходит «новое видение» старых объектов, а актуализация старого стереотипа заменяется «новым мышлением». То же наблюдается в опытах по сравнению понятий. В серии, дополняющей гипноз , испытуемые находят скрытые свойства предметов и устанавливают связи между ними на основе этих, маловероятных свойств. Если в обычном состоянии среднее число использованных признаков, по которым обнаруживается сходство, равно 5, а различие - 6,5, то в опытах с внушением образа «великого человека» это число признаков возрастает вдвое (соответственно 10 и 12). Общее число актуализированных признаков предметов в гипнозе равно 33, а у контрольной группы - 20, следовательно, в гипнозе в 1,7 раза выше, чем в обычном состоянии.

На основании результатов эксперимента можно сделать вывод о значительном улучшении выполнения заданий при внушении образа творческого человека. Исследование с помощью этих же заданий 10 взрослых испытуемых, не дающих гипнотическую реакцию, дало следующие данные. В заданиях применения предметов среднее число ответов было равно 8, количество переходов из одного класса в другой - 6. При сравнении понятий среднее число использованных признаков оказалось равным 4, общее количество ответов - 6 для сходства и соответственно 5 и 6 в случаях установления различия. Это несколько ниже, чем при тестировании экспериментальной группы без гипноза. Может быть, это свидетельствует в пользу гипотезы Крипнера, что гипнабельными являются более творческие люди, но этот факт нуждается в специальной экспериментальной проверке.

Интересные данные были получены при исследовании актеров. Первоначальное количество ответов при выполнении тестов применения без роли значительно выше, чем у экспериментальной группы без гипноза, что может объясняться, по-видимому, большим творческим потенциалом этой группы. Число использованных каждым испытуемым признаков в среднем также выше, чем у экспериментальной группы в негипнотической серии. То же самое можно сказать относительно сравнения понятий. Но основной интерес представляет динамика изменения ответов этой группы при разыгрывании роли. В этом случае, так же как и в гипнотической серии, появляется большое число новых ответов.

В основе формального увеличения числа новых ответов испытуемых в гипнотическом состоянии и актеров, разыгрывающих роль, лежат разные причины. Актер, придумавший в первой серии экспериментов (без роли) все, что он мог, стоящий перед необходимостью дать еще иные новые ответы, начинает «дорабатывать» уже найденные признаки, ища им применение в других возможных ситуациях. Например, сказав сначала, при тестировании без роли, что «щеткой можно причесаться», во второй серии испытуемый говорит, «что щеткой можно расчесывать и щекотать кота». Испытуемый в третьей серии предложил использовать ключ для получения определенных звуков (стучать ключом по металлической поверхности), а при выполнении теста «в роли» он сказал, что с помощью ключа можно создать хорошее настроение, для этого «надо связать несколько ключей и они будут издавать приятный мелодичный звук».

Как уже было отмечено, стратегия загипнотизированных субъектов совсем иная. Таким образом, мы видим, что хотя увеличение новых ответов и наступает в обоих случаях (в гипнозе и при разыгрывании роли), но оно «разного качества». Для более наглядной демонстрации этого факта мы вычислили для обоих групп специальный коэффициент, значение которого определялось отношением количества ответов к количеству использованных признаков. Оказалось, что если у экспериментальной группы без гипноза и в гипнозе величина этого коэффициента примерно одинакова - 1,2 (это значит, что каждому найденному признаку соответствует в среднем один ответ испытуемого и что новые ответы отыскиваются за счет новых признаков), то у группы актеров при инструкции сыграть роль «великого человека» коэффициент резко повышается. Кроме того, было замечено еще одно интересное различие в поведении этих двух групп: все актеры «в роли» или повторяли свои предыдущие ответы, или просили экспериментатора обязательно учесть их, ни один из актеров «не догадался» отказаться от своих предыдущих ответов. А как мы уже писали, это проявилось у всех загипнотизированных субъектов. Таким образом, анализ экспериментальных данных дал возможность сделать заключение об активизации творческих процессов в гипнозе при внушении адекватного образа и о существовании различий между актерами, играющими роль, и загипнотизированными испытуемыми при внушении роли по характеру получаемых ответов.

При внушении активного образа в гипнозе может достигаться значительная активизация творческих процессов, в том числе вербального характера. При этом изменяется сам стиль мышления. Появляется «новое видение» старых объектов, изменение личности ведет к атуализации иной стратегии мышления, другому набору приемлемых и неприемлемых ответов, испытуемый дает уже на отдельные ответы, а строит целую систему рассуждении. Ответы, полученные при разыгрывании роли, отличны по характеру от результатов выполнения заданий загипнотизированными испытуемыми (глубокая стадия сомнамбулизма). Гипнотики дают, по существу, «более глубокие» эффекты, чем актеры. Итак, опыты еще раз убеждают в том, что методика активного сомнамбулизма с феноменом внушенного образа может быть успешно использована для экспериментального изменения личности и анализа влияния личностных характеристик на интеллектуальные процессы.

Полученное принципиальное расхождение в результатах у профессиональных актеров и основных испытуемых в состоянии активного сомнамбулизма еще раз подчеркивает принципиальную разницу этих состояний при их внешнем сходстве. Наиболее выражение наши испытуемые отличались от актеров по двум направлениям, одно из которых было парадоксальным. Испытуемые гипнотики вели себя в состоянии активного сомнамбулизма с внушенным образом активной творческой личности гораздо более артистично, чем настоящие актеры, которые выполняли предложенные им тесты достаточно сосредоточенно, спокойно и даже несколько вяло. Гипнотики же действительно переживали внушаемое состояние. Общая картина поведения оставляла впечатление, что процесс решения тестовых задач воспринимался и осуществлялся ими как подлинный акт настоящей творческой мысли. Это поведение было настолько красиво и ярко, что воспринималось как творческая реакция сама по себе, даже независимо от решения теста, но именно в процессе решения задач, когда решение довольно банальных по содержанию тестовых заданий давало возможность испытуемым делать необычно яркие, порой философские, логически стройные и законченные обобщения. Второе отличие является наиболее важным. Оно заключается в постгипнотической реакции испытуемых в связи с выполнением заданий творческого характера. У всех испытуемых после гипноза постгипнотическая инерция была демонстративно выраженной. Все чувствовали после сеансов подъем психической активности, которая носила в какой-то мере следы отображенной работы с заданиями в гипнозе. Например, один из испытуемых написал дома поэму на тему теста общности между паровозом и пароходом. Испытуемый Л.Г. после двух гипнотических сеансов, в которых он принимал участие с творческими заданиями, сообщил, что он «совершенно переродился и стал иначе воспринимать мир, более ярко и полнокровно». Настроение было все время приподнятое, хотелось работать, мыслить, созидать. Испытуемый, никогда не занимавшийся литературой, за три дня написал целое сочинение, которое с удовольствием читал друзьям и родным. Испытуемая А.Ш., научный сотрудник одного из исследовательских институтов, после участия в гипнотических опытах также сообщала о хорошем самочувствии в течение нескольких дней, приливе энергии, улучшении трудоспособности . Испытуемый Л. в течение нескольких дней чувствовал, что «как бы помимо воли видит связь и закономерность в развитии вещей и отдельных предметов...». Общее состояние «отличное, хочу много работать, много делаю, много успеваю.». Актеры испытывали после опытов с тестами некоторую усталость и раздражение. Никакой активации ни во время эксперимента, ни после его проведения, ни на следующий день ни у одного из них не наступило. внушение образа «реальной» личности создавало предпосылки для вполне реалистического отражения мира в контексте деятельности, соответствующей вкушенному образу. Приведенное исследование иллюстрирует возможности управления творческой мыслительной деятельностью человека.

Мышление и управление. В ходе общения результаты мыслительной деятельности одного человека (знания) передаются другому, передаваться могут как собственные знания, так и общественно выработанные. Положение об усвоении общественного опыта является одним из важных положений, характеризующих особенность индивидуального психического развития человека. Знания (обобщения) могут относиться к предметному миру (к миру других людей) или к самому процессу решения тех или иных задач (общие методы решения). Передающий знания может быть лишь посредником, помощником в усвоении человеком общественно выработанных знаний. Например, учитель не вырабатывает сам понятие «перпендикуляр», он сообщает его ученику и организует процесс усвоения этого понятия. Усвоение знаний имеет противоречивый характер. С одной стороны, мышление индивидуума вооружается новым средством, ведущим к расширению его возможности, а с другой стороны, человек освобождается от самостоятельной мыслительной работы по выработке этого знания (мышление сохраняется лишь как проявление активности при усвоении знания).

В психологической литературе не всегда проводится различение между применением готовых знаний, отработанных умственных навыков и самостоятельным мышлением, поиском, выработкой новых знаний. В результате маскируются принципиальные различия между решением (взрослыми) типовых арифметических задач и, например, головоломок. Умственные навыки могут относиться не только к решению задачи, но и к предварительному систематическому обследованию ее условий.

При разработке проблем управления познавательной деятельностью другого человека (планомерного ее формирования) необходимо учитывать многообразие форм как познавательной деятельности (объект управления), так и деятельности по управлению. Применением усвоенных понятий, правил, логических приемов и общих методов далеко не исчерпывается познавательная деятельность. Более того, такое применение не есть собственно мышление, усвоенный опыт составляет лишь важную предпосылку, условие мышления, неоднозначно связанное с его конечной продуктивностью (вспомним факты тормозящего влияния прошлого опыта). Широко распространенное выражение «формирование умственного действия» имеет по крайней мере два значения:

1. формирование действия в смысле «отработки», «шлифовки», «доведения до определенного уровня совершенства»;
2. формирование в смысле перехода от незнания о некотором умственном действии к первому осуществлению этого действия.

В работах школы П.Я. Гальперина получил разработку именно первый аспект проблемы. При разработке проблемы «мышление и управление» необходимо ввести четкое разграничение внешнего и внутреннего управления деятельностью. И первое и второе могут быть как произвольным, так и непроизвольным. Эмоциональная регуляция мыслительной деятельности - пример внутреннего непроизвольного управления мыслительной деятельностью. Формирование аффективных следов специальными воздействиями экспериментатора, определяющих эффективность последующего поиска принципа решения, самостоятельного целеобразования, - пример внешнего произвольного (целенаправленного) управления познавательной деятельностью. Внешнее управление должно строиться с учетом внутреннего управления, т.е. саморегуляции мыслительной деятельности.

Внешнее управление познавательной деятельностью другого человека есть также деятельность, в которой можно выделить мотивы управляющей деятельности, цели отдельных действий, зависимые от конкретных условий операции, посредством которых достигаются цели. Например, целями управления познавательной деятельностью другого человека могут быть «формирование познавательной мотивации», «наведение на самостоятельное решение», «формирование интеллектуальных эмоций», «обеспечение безошибочного выполнения однозначно интерпретируемых указаний» и др. Способы достижения разных целей могут «отрицать» друг друга: при формировании операционной стороны мышления испытуемому нужно сообщить последовательность действий, а при формировании познавательной мотивации сообщать эту последовательность не следует, так как иначе возникнет проблемная ситуация. Управление может осуществляться по заранее составленной (достаточно жесткой) программе или включать решение мыслительных задач тем, кто управляет познавательной деятельностью человека. Наиболее сложным (и малоисследованным) является случай «проблемного управления проблемным обучением»: управляющий решает новые мыслительные задачи по обеспечению управления решением новых мыслительных задач управляемым. Задачи первого типа связаны с изучением состояния и особенностей управляемого.

В психологической литературе широко обсуждается вопрос о соотношении «стихийности» и «управляемости» в развитии познавательной деятельности, иногда основным достижением управляемого формирования познавательной деятельностью считается «изгнание стихийности». На самом же деле следует анализировать соотношение внешнего и внутреннего управления познавательной деятельностью. Сам факт значительного расширения диапазона внешней целенаправленной управляемости познавательной деятельностью в настоящее время может считаться абсолютно доказанным. Предметом же обсуждения может быть лишь следующая проблема: возможно ли в принципе устранить внутреннее управление познавательной деятельностью и иметь случай исключительно внешнего управления познавательной деятельностью? Есть основания ответить на этот вопрос отрицательно.

Мы уже знаем, что в продукте каждого действия человека необходимо различать две составляющие:

1. то, что было предусмотрено в сознательной цели и затем достигнуто;
2. то, что не предусматривалось в сознательной цели.

Это положение полностью относится и к действиям по управлению познавательной деятельностью другого человека, в том числе к пенхолого-педагогическим воздействиям. Даже успешное достижение целей самого совершенного пенхолого-педагогического воздействия еще не означает возможности предусмотреть все объективные последствия этого воздействия, что и создает относительную независимость изменений в познавательной деятельности управляемого от управляющих воздействий извне. В отсутствие полной зависимости от сознательных воздействий другого человека проявляется, в частности, объективный характер закономерностей самой познавательной деятельности. Внутреннее управление нельзя рассматривать лишь как временную характеристику познавательной деятельности. Это естественно не отменяет задачи расширения диапазона возможностей направленного сознательного контролирования с помощью внешних воздействий разных видов познавательной деятельности человека, в том числе его мышления.

В ходе планомерного (поэтапного) формирования определенных умственных действий развертываются процессы преобразования, которые опосредствуют овладение новым предметным содержанием материала задачи. При решении задач на основе уже усвоенного метода осуществления ориентировки целеобразование имеет место лишь в виде трансформации готовых клише в конкретные ситуационные формулировки целей. Формируемые испытуемыми цели характеризуются не только степенью самостоятельности испытуемых в их порождении, но и предметным содержанием. В условиях решения задач на основе ориентировки по третьему типу (и по ходу формирования, и при применении уже сформированных умений) имело место выдвижение целей принципиально нового типа по сравнению с условиями полностью самостоятельного комбинационного целеобразования. Эти новые цели связаны с ориентировкой на такие свойства предметной ситуации, которые до обучения самостоятельно не выделялись. Целеобразование как формирование промежуточных целей в условиях лишь неопределенно заданного результата не следует квалифицировать как «низший» уровень по сравнению с другими видами целеобразования. Если принципиальная возможность построения ориентировочной основы действия по так называемому третьему типу оказывается практически нереализуемой, то этот вид целеобразования оказывается единственно возможным в качестве основы решения.

Тихомиров О.К. Психология мышления. М., 1984, с.158-169

В статье анализируются основные достижения и тенденции развития отечественной психологии мышления второй половины ХХ века, разрабатываемой с позиций деятельностного подхода. Этот подход реализуется в разных формах (первая – С.Л. Рубинштейном и его последователями, вторая – А.Н. Леонтьевым и его последователями). Обобщаются и сопоставляются результаты многолетних циклов теоретических и экспериментальных исследований и обосновывается продуктивность синтеза представлений о мышлении как процессе и как деятельности, полученных в указанных научных школах.

Базируясь на принципе единства сознания и деятельности, авторы указывают на необходимость исследования мышления в контексте различных видов деятельности и утверждают, что развитое мышление должно изучаться как особая, самостоятельная деятельность личности, имеющая многоуровневую психологическую детерминацию – целевую, мотивационно-эмоциональную, смысловую, рефлексивную. Подчеркивается возрастающая роль изучения субъекта мыслительной, и более широко, познавательной деятельности в контексте анализа психического развития (в истории, онтогенезе и актуалгенезе). Это предполагает выявление как общих, так и специфических закономерностей микро- и макрогенеза мышления.

Обосновывается принципиальная ограниченность активно развивающегося информационного подхода, разрабатываемого когнитивными науками, несводимость психологической реальности к моделям, заложенным в системы искусственного интеллекта. Утверждается, что основная особенность мышления как процесса – это его непрерывность, которая является концептуально генетической (недизъюнктивной, недихотомической) в отличие от раздельных циклов функционирования любой компьютерной программы: все стадии мыслительного процесса непрерывно вырастают одна из другой и потому, оставаясь объективно различными, они не отделены друг от друга, а определяются динамикой взаимопереходов интеллектуально-эмоциональных процессов и их продуктов, относимых к разным уровням осознанности и произвольности. Вместе с тем подчеркивается, что в современных условиях мыслительная деятельность, опосредствованная компьютерными технологиями и преобразованная ими, выступает новым значимым объектом психологического исследования – прогресс общества требует существенного прогресса в изучении мышления. Отмечая быстрое распространение естественно-научного редукционизма (физиологического, логико-математического, кибернетического, социологического), авторы призывают к переориентации исследований в области психологии мышления – в первую очередь, предлагая изучать творческие, неалгоритмические, неформализуемые его составляющие (то есть анализировать личностный аспект мышления, определяющий закономерности порождения и функционирования новых потребностей, мотивов, эмоций, оценок, смыслов, целей и способов мыслительной деятельности).

В статье доказывается существенное преимущество методологии деятельностного подхода, его эвристичность и перспективность для раскрытия собственно психологической специфики сложных форм человеческого мышления.

История, основные достижения, недостатки и тенденции развития отечественной и зарубеж­ной психологии мышления подробно освещены в двух обобщающих итого­вых сборниках (Исследования мышле­ния..., 1966) (Основные направления.... 1966) . Отечественная психология мыш­ления представлена в них теориями И.М. Сеченова, И.П. Павлова, Л.С. Выготского. С.Л. Рубинштейна, Д.Н. Узнадзе, П.Я. Галь­перина, П.А. Шеварева, Н.А. Менчинской, В.В. Давыдова и др. Из числа зарубежных были проанализированы следующие те­ории: ассоцианистов, Вюрцбургской школы, О. Зельца, гештальтистов, бихевиористов и необихевиористов, Ж. Пи­аже, А. Валлона, Д. Брунера и др. Наша небольшая по объему статья может быть лишь весьма кратким продолжением указанных сборников. В ней мы рассмо­трим только некоторые из новейших тенденций в развитии психологической науке о мышлении.

В современной психологии мышле­ния возрастающую роль играет проблема субъекта мыслительной, вообще познава­тельной деятельности. В качестве таково­го выступает человечество и внутри него классы, нации, группы, личности. Поэто­му психология мышления все более сбли­жается с социальной и исторической психологией и с психологией личности. Отсюда - проблема психического раз­вития (в истории и онтогенезе) приме­нительно к мышлению: изучение общих (для всех этапов), а не только специфиче­ских (возрастных и т.д.) законов микро- и макро- развития мышления.

Субъект - это всегда субъект деятельности (изначально практической), которая осуществляется на различных уровнях непосредственного и опосред­ствованного общения. Именно в деятельности человеческая психика фор­мируется и проявляется, что обобщенно выражено принципом единства созна­ния и деятельности (принципом дея­тельности, деятельностным подходом т.д.) Данный принцип утверждает необ­ходимость изучения мышления в контексте различных практических (например, профессиональных) видов деятельности (Завалишина, 1979; Корнилов, 1984), а также предусматривает исследование развитого мышления как особой, самостоятельной деятельности. Он реализуется в разных формах. Рассмотрим две из них - наиболее разра­ботанные (первая - С.Л. Рубинштейном и его последователями, вторая - А.Н. Леонтьевым и его последователями).

Мышление как процесс и как деятельность

Конкретизация и реализация прин­ципа единства сознания и деятельнос­ти осуществляется путем выделения в психике двух ее компонентов: психиче­ское как процесс и как его продукт (ре­зультат). В самой деятельности субъекта в качестве главного предмета психо­логического исследования вычленяет­ся психическое как процесс, являющее­ся предельно динамичным, пластичным и гибким уровнем регуляции такой де­ятельности (не она в целом и сама по себе есть предмет психологии, а лишь её психологический аспект). Психика и, в частности, мышление, объективно существуют, прежде всего, как процесс - живой, в высшей степени подвижный, непрерывный, никогда изначально пол­ностью не заданный (не запрограмми­рованный), а потому формирующийся и развивающийся, порождающий те или иные продукты или результаты (образы, понятия и т.д.) в ходе непрерывно из­меняющегося взаимодействия (деятель­ности, поведения, общения и т.д.) индивидов с внешним миром (Брушлинский, 1968, 1970; Процесс мышления... , 1960; Рубинштейн, 1958; Славская, 1968).

Мышление - это социально обуслов­ленный, неразрывно связанный с речью психический процесс самостоятельного искания и открытия человеком сущест­венно нового, т.е. опосредствованного и обобщенного отражения действитель­ности в ходе её анализа и синтеза, воз­никающий на основе практической де­ятельности из чувственного познания и далеко выходящий за его пределы. В таком смысле любое мышление всег­да является хотя бы в минимальной сте­пени продуктивным и творческим, т.е. открывающим нечто существенно но­вое (и потому излишни и неадекватны все термины типа «творческое мыш­ление», «репродуктивное» мышление и т.д.). Имеется в виду новое лишь для данного индивида и (или) также для всего человечества. Оба этих случая можно обобщить в один: открываемое в процессе мышления новое, неизвест­ное, искомое является таковым только по отношению к исходным (предыду­щим) стадиям мыслительного процес­са, лишь частично выводится из них и всегда сохраняет с ними генетические связи. Мышление никогда не является изначально и полностью запрограмми­рованным - в отличие от функционирования любого компьютера (искусствен­ного интеллекта и т.п.), необходимого и существенного средства познавательной деятельности (Брушлинский, 1970, 1979; Мышление: процесс... ,1982).

Основная особенность мышления как процесса - это его специфическая непрерывность, которая является кон­цептуально генетической (недизъюн­ктивной, недихотомической): посред­ством динамических взаимопереходов все стадии мыслительного процесса не­прерывно вырастают одна из другой. Потому, оставаясь объективно различ­ными, они онтически не отделены друг от друга в отличие от раздельных циклов функционирования любой маши­ны и в отличие от элементов математи­ческого множества. Например, психика функционирует абсолютно непрерывно (прежде всего, на уровне бессознатель­ного) от рождения до смерти каждого индивида и, значит, ее нельзя включить или выключить как электрическую цепь и любую другую техническую систему. В таком смысле мышление как процесс является недизъюнктивным, а техни­ка и математические структуры, напро­тив, дизъюнктивны (Брушлинский, 1979, 1983; Мышление: процесс... , 1982).

По этой линии идет все более глубо­кое выявление специфики собственно психологического исследования мыш­ления в отличие от его изучения фор­мальной логикой, кибернетикой, информатикой и т.д. Психология изучает на живых людях по ходу их деятельнос­ти прежде всего мышление как процесс в соотношении с его продуктами, но сами по себе эти продукты (понятия, умозаключения, орудия труда, произ­ведения искусства, обычаи, нравы, со­циальные нормы и т.д.) - вне связей с живым психическим процессом - ис­следует уже не психология мышления, а другие науки - логика, информатика, история культуры, социология, этногра­фия, этика и т.д. По этой причине то, что в философии называется «идеальное», - само по себе не входит в предмет психологии.

Мышление как процесс - это очень существенная сторона психологической реальности, позволяющая все более ор­ганически увязывать психологию мыш­ления с психологией личности. До сих пор сохраняется довольно большой раз­рыв между изучением 1) личностного и 2) операционального аспектов мыш­ления. Второй из указанных аспектов наиболее детально раскрыт в исследо­ваниях Ж. Пиаже, П.Я. Гальперина и др. Связующим звеном между обоими этими планами становится процессуальный аспект мышления. Интеллектуальные операции и умственные действия, со­ставляющие операциональный (наибо­лее разработанный на сегодня) аспект мышления, всегда прерывны (Мышле­ние: процесс..., 1982), и поэтому их де­терминация возможна лишь в составе более широкого, а именно недизъюн­ктивного, непрерывного, т.е. процессу­ального аспекта, в свою очередь всегда включенного в еще более широкий, т.е. личностный план мышления (цели, мо­тивы, способности, рефлексия и т.д.).

Интеллектуальные операции (счет­ные, силлогистические и др.), будучи дизъюнктивными, изначально вторич­ны, производны и менее пластичны по отношению к первичному и предельно пластичному мыслительному процессу (Мышление: процесс... , 1982; Процесс мышления... , 1960; Рубинштейн, 1958). Не операции порождают мышление, а, наоборот, мышление как процесс по­рождает операции, которые затем в него включаются как формы и способы его дальнейшего протекания. Поэтому про­цесс никогда не сводится к системе ин­теллектуальных операций. Любое мыш­ление всегда есть неразрывное единство непрерывного (процесса) и прерывного (операций, продуктов процесса и т.д.).

Мышление как процесс начинается в проблемной ситуации (предшествую­щей задаче). В момент возникновения первой стадии процесса еще почти пол­ностью отсутствует конечная его стадия или конечная ситуация, составляющая будущий (пока неизвестный и потому искомый) продукт или результат мыслительного процесса. Поэтому вначале нельзя телеологически исходить из такого результата как уже готового и зара­нее данного или полностью заданного. В ходе всего процесса мышления этот будущий результат предвосхищается в большей или меньшей степени и пото­му любое мышление всегда есть прогнозирование (Брушлинский, 1970, 1979) и вообще антиципирование (Ломов, 1980) искомого, неизвестного (напри­мер, прогнозирование будущего раз­вития задачи или проблемы). Это не означает, однако, что уже изначально существует вполне определенная ко­нечная ситуация в качестве заранее заданного или чисто наглядного эталона, с которым можно было бы непосредст­венно, сразу и однозначно сличать или сравнивать промежуточные результа­ты мышления. Мысленное предвосхи­щение искомого осуществляется без та­кого эталона. В этом состоит одна из главных особенностей саморегуляции мышления - в отличие от детермина­ции менее сложных процессов, регули­руемых только или преимущественно на основе обратных связей. В процессе прогнозирования решения мыслитель­ной задачи человек сам вырабатывает все более надежные критерии самоо­ценки каждой своей мысли. Такое прогнозирование, обесценивающее целост­ность и непрерывность мыслительного процесса, исключает перебор, отбор, выбор признаков познаваемого объекта и средств его познания (Брушлинский, 1979; Мышление: процесс... , 1982).

Прогнозируемое искомое (лишь ча­стично осознаваемое) является важней­шим компонентом (всегда осознавае­мой) цели мыслительной деятельности. Такая цель непрерывно формируется вместе с формированием искомого (по мере его осознания) на основе исход­ных условий и требования решаемой задачи и под влиянием определенных мотивов. Поэтому нельзя отождеств­лять цель ни с требованием задачи, ни с искомыми, хотя она неразрывно связа­на и с тем, и с другим. Требование зада­чи и искомое отличаются друг от друга: первое дано в исходной формулировке, а второе потому и является искомым, что оно не дано, а лишь задано исход­ными условиями и требованием задачи. Искомое - в отличие от данного требо­вания задачи - возникает и формирует­ся лишь у того человека, который сам решает задачу; это относится и к формированию цели, поскольку она вклю­чает в свой состав искомое (Брушлин­ский, 1970, 1979).

Цели, мотивы, способности, рефлек­сия относятся к личностному аспек­ту мышления, всегда более или менее осознанному; анализ, синтез и обобще­ние искомого, требование и условия задачи характеризуют процессуальный аспект мышления (протекающий глав­ным образом на уровне бессознательно­го и потому абсолютно непрерывный). Оба этих аспекта неразрывно взаимосвязаны, что особенно отчетливо обнаружилось в ходе изучения специфи­чески познавательной мотивации. На каждом новом этапе своего микро- и ма­кро-развития мышление как процесс на­чинается на основе уже ранее сформи­ровавшихся личностных психических свойств - мотивов и способностей, ко­торые, в свою очередь, формируются и развиваются дальше по ходу мышления как процесса.

Личность является субъектом практи­ческой и теоретической деятельности индивида. Следовательно, личностный аспект мышления и есть деятельностный его аспект, а мышление как деятельность и есть личностный его план. Здесь не два разных уровня, а один - личностный - уровень мышления (Рубинштейн, 1958).

В отличие от этого, мышление как процесс - при всей его неразрывной связи с личностью - более автономен: человек может себя заставить решать определенную задачу или проблему (т.е. осуществлять мышление как деятель­ность), но сможет он ее решить или нет в ходе мышления как процесса, это за­висит не только от личностных усилий и стремлений. Мыслительный процесс - в значительной степени не осознава­емый (интуитивный и т.д.) - лишь очень опосредствованно и косвенно подчиня­ется сознательному контролю и управ­лению со стороны личности, что осо­бенно отчетливо выявляется в ходе изучения нового вида инсайта - немгно­венного инсайта (Брушлинский, 1979, Мышление: процесс... , 1982). Исход­ным и всеобщим механизмом процесса мышления является анализ через синтез: познаваемый объект включается во все новые связи и отношения, выступая тем самым в новых качествах, фиксируемых в новых понятиях и понятийных харак­теристиках (Брушлинский, 1979, 1983; Процесс мышления... , 1960; Рубинштейн, 1958; Славская, 1968).

Процессуальность мышления, т.е. непрерывность, недизъюнктивность и весьма опосредствованная связь с лич­ностью, менее всего может быть сведена к такой поверхностной, хотя и бесспор­но верной его характеристике, как вре­менная последовательность различных стадий и этапов мышления.

Мышление как деятельность

Мышление как относительно само­стоятельная деятельность субъекта име­ет ту же общую схему строения, что и деятельность предметно-практиче­ская (Леонтьев, 1964). В ней представ­лены мотивы, эмоциональная регуля­ция, цели, способы достижения этих целей, отражение условий действия. Та­кая трактовка мышления открыла боль­шие возможности его конкретно-психологического исследования, являющегося альтернативой физиологическому, логи­ко-математическому, кибернетическому, социологическому редукционизму (Тихомиров, 1969, 1984).

Исследования мотивации мысли­тельной деятельности направлены на выявление новых функций мотивов, на анализ механизмов их порождения, на уяснение соотношений разных видов мотивов. Так, например, разрабатывает­ся представление о структурирующей функции мотива, определяющего со­отношение осознанных и неосознан­ных компонентов мыслительной рабо­ты, особенности целеобразования и др. Проведен анализ и дана классифика­ция видов познавательной потребности, играющей ведущую роль в регуляции мышления. Показана сложная динамика взаимоотношений устойчивых и ситуационно-возникающих познавательных потребностей. Изучение полимотивиро­ванности мышления открывает возмож­ность для объединения деятельностно­го и личностного подходов к изучению мышления (Психологические исследо­вания..., 1975; Тихомиров, 1969, 1984).

Традиционный разрыв между позна­вательными и эмоциональными процес­сами преодолен в области психологии мышления не только на общеметодоло­гическом уровне, но и в ткани конкретно экспериментальных исследований. Изучаются не только негативные, но и важные позитивные функции эмоций в регуляции мыслительной деятельности. Выявлена и изучается особая эвристиче­ская функция эмоций, которая состоит, в частности, в выделении некоторой зоны поиска, предвосхищении направ­ления и результатов поиска. Анализиру­ются условия порождения и трансфор­мации эмоциональных оценок в ходе решения задачи, их соотношения с вер­бально-логическими оценками. Изуча­ется роль эмоциональной памяти. Ана­лизируется изменение эмоциональной регуляции мыслительной деятельности при различной мотивации. Эмоции мо­гут быть связаны либо с самим актив­ным поиском, либо с его результатами. Специфическая направленность эмоций проявляется в различии компонентов (промежуточные цели и результаты, при­менение тактических приемов) процесса решения задач, оцениваемых как успешные и неуспешные, в соотношении пред­восхищающих и констатирующих эмо­циональных оценок. Мотив определяет различное функционирование таких ме­ханизмов эмоциональной регуляции, как эмоциональное закрепление, наведение, коррекция (Васильев, 1980; Искусственный интеллект... , 1976; Тихомиров, 1969, 1984).

Достаточно интенсивно исследует­ся целеобразование в контексте психо­логии мышления. Дана классификация видов целеобразования. Показана роль мотивов в актах целеобразования, изучается роль эмоций в порождении но­вых целей, в частности, в обнаружении противоречий, которые являются осно­вой для постановки новой гностической цели. Изучается образование общих и конкретных целей, роль оценки дости­жимости результата в целеобразовании, мнемические компоненты целеобразования, соотношение целеобразования и смыслообразования, изучается целеобразование при различной организации общения, сравниваются процессы целеобразования в условиях индивидуаль­ной и совместной деятельности, намечаются подходы к изучению совместной мыслительной деятельности (Искусственный интеллект. , 1976; Психологи­ческие исследования., 1975; Психоло­гические механизмы... , 1977).

Продолжаются исследования соотно­шения осознаваемого и неосознаваемо­го в мыслительной деятельности субъек­та: объем, состав, структура каждого из этих компонентов, их зависимость от различных факторов, их развитие в ходе решения задачи, их функции. Проведе­но различие между осознаваемыми и неосознаваемыми предвосхищениями, ко­торое является объектом специальных исследований. Выделен особый класс познавательных потребностей, кото­рые возникают по ходу исследователь­ской деятельности и опредмечиваются в продуктах невербализованной иссле­довательской деятельности. Экспери­ментально-психологическое исследова­ние деятельности мышления показало, что она состоит не только из процес­сов, подчиненных сознательной цели, но и из процессов, подчиненных невербализованному предвосхищению буду­щих результатов, и процессов форми­рования этих предвосхищений, которые не сводятся к операциям и могут зани­мать в составе деятельности больше ме­ста, чем собственно целенаправленные действия. Все эти процессы продолжают исследоваться. Наряду с этим более ин­тенсивно развертываются исследования осознанных (рефлексивных) компонен­тов мышления. Намечается тенденция к большей связи между учением о мыш­лении и учением о самосознании.

Для реализации этой тенденции необходимо различать «Я-концепцию» и «Я-мышление». Имеется в виду сама вы­работка человеком знаний о самом себе, которые образуют или преобразуют его «Я-концепцию». Мыслительная деятель­ность человека на определенной стадии его развития, при формировании самосознания, сама становится объектом по­знания: возникают мысли о мышлении. Их анализ составляет перспективную линию исследований.

Исследование мышления как особой деятельности субъекта позволяет иначе подойти к разработке дифференциаль­ной психологии мышления, т.е. учению об индивидуальных особенностях мыш­ления. Одно и то же качество мышления (внушаемость, критичность, гибкость) может играть различную роль на раз­ных этапах интеллектуальной деятель­ности одного субъекта (например, при постановке цели и при её достижении), в деятельностях разных видов (например, в рассудочном и образном мышлении).

Если обобщить современную направ­ленность собственно психологических исследований мышления, то можно сформулировать следующие положения.

Продолжает выполнять эвристиче­скую функцию использование катего­рии «деятельность» для обозначения развитых форм мышления.

Происходит непрерывное обогаще­ние представлений о строении мы­слительной деятельности субъекта, которое имеет значение и для лучше­го понимания природы предметно­практической деятельности.

Одно из интенсивно разрабатывае­мых в настоящее время направлений исследования мыслительной деятель­ности заключается в анализе поро­ждения новых потребностей, мотивов, оценок, смыслов, целей, способов де­ятельности. Такой подход фиксирует прежде всего творческую, неалгорит­мическую природу человеческой деятельности, отличая ее от рутинной, шаблонной.

Современные трактовки мыслительной деятельности, являющиеся как продук­том теоретического анализа, так и ре­зультатом многочисленных экспери­ментальных исследований, уточняют представление о соотношении «дея­тельности» и «процесса» применитель­но к психологическому изучению мыш­ления: деятельность развертывается во времени, она имеет этапы, включает в себя новообразования, обогащающие и трансформирующие ее структуру, т.е. деятельность процессуальна.

Происходит обогащение психоло­гических представлений о процес­се мышления: порождение и динамика смыслов, целей, оценок, потребностей, мотивов (смысловая теория мышления). Имеет место тен­денция к синтезу «деятельностного» и «процессуального» подходов к изучению мышления.

Мышление и общение, мышление и групповое решение задач.

Помимо двух вышеуказанных тен­денций психологического изучения мышления с позиции принципа един­ства сознания и деятельности (прин­ципа деятельности и т.д.) теперь рез­ко возрастает тенденция исследовать мышление специально в контексте об­щения - с позиций принципа общения (при этом разрабатываются различные варианты сопоставления деятельности и общения). Наиболее перспективным представляется метод систематическо­го сравнительного анализа мышления в двух существенно различных услови­ях: постановка и решение одной и той же задачи или серии задач 1) одним ис­пытуемым и 2) группой непосредствен­но общающихся между собой 2-х, 3-х более испытуемых (Мышление: процесс... , 1982). В пределе, в идеале здесь сно­ва выступает сложнейшее соотношение между психологией мышления и социальной, исторической и т.д. психоло­гией.

Один из подходов к изучению мыш­ления предполагает анализ его в струк­туре совместной предметно-практи­ческой деятельности и рассмотрение развитого мышления как относитель­но самостоятельной совместной позна­вательной деятельности. Конкретную реализацию в экспериментальных ис­следованиях этот подход получил при­менительно к целеобразованию (Психо­логические механизмы... , 1977).

При этом по-новому предстает ста­рая проблема: взаимосвязь языка, мыш­ления и речи как средства общения в соотношении со знаками, символами, кодами, наглядными образами и т.д. Всё это приводит к новым соотношениям с психосемантикой, психолингвисти­кой, психосемиотикой и т.д. (что высту­пает по-разному в зависимости от того или иного решения вопроса о том, мыш­ление и психика материальны или нематериальны). Одной из главных здесь выступает следующая проблема: речь имеет только одну функцию (быть сред­ством общения) или еще какие-то дру­гие функции (семантическую, мысли­тельную и т.д.)? Во втором случае ряд специалистов считает, что мышление есть функция речи.

Мышление и компьютеры.

Существенной тенденцией развития психологии мышления является её воз­растающее взаимодействие с информа­тикой, искусственным интеллектом, её связь с новой областью общественной практики, заключающейся в создании и широком использовании компьюте­ров и их программного обеспечения (Психологические проблемы... , 1985).

Появились новые объекты психо­логического исследования мышления: мыслительная деятельность, опосредст­вованная компьютерами и преобразо­ванная ими. Эта деятельность изучает­ся как в реальных, так и в лабораторных условиях. Исследование мышления в условиях диалога с компьютером - но­вая и интенсивно развивающаяся об­ласть экспериментальной психологии мышления. Изучаются те расширения возможностей целеобразования, кото­рые открываются фактом использова­ния компьютера, возможности управле­ния целеобразованием с его помощью (Интеллект человека... , 1979; Человек и ЭВМ, 1973).

Компьютер существенно преобразу­ет арсенал средств, которыми традици­онно пользовался психолог, изучающий мышление. Для целей психологическо­го анализа широко используются приемы автоматизированной фиксации (и даже первичного анализа) следую­щих параметров деятельности: единичный и неоднократный запросы челове­ка, адресованные компьютеру; частота таких запросов; селективность обсле­дования условий с помощью компью­терных данных; свойства преобразо­ванной ситуации, проверяемые с их помощью; контроль человека за решением компьютерных задач; оценка достоверности данных, полученных от компьютера; временная характеристи­ка процесса решения задач с помощью компьютера (Интеллект человека. , 1979; Человек и компьютер, 1972).

Психология мышления все больше включается в решение новых приклад­ных задач, связанных с практикой ор­ганизации умственного труда человека в условиях использования компьютера, с разработкой психологических принци­пов его программного обеспечения. Во­просы психологии мышления занима­ют существенное место при разработке принципов оценки готовых компьютерных программ, принципов оценки ре­зультатов их работы, принципов оценки языков программирования, принципов анализа ошибок программистов, прин­ципов оценки естественности языка про­граммирования, принципов оценки программистов, принципов организации коллективов программистов, принципов обучения программистов, принципов организации диалога между человеком и компьютером, принципов организации банков данных. Главными прикладными психологическими проблемами в рас­сматриваемой области являются следу­ющие: как добиться того, чтобы человек, пользующийся «искусственным интел­лектом», мыслил еще лучше? При каких условиях это возможно? Как расширить возможности искусственных интеллек­туальных систем за счет использова­ния психологических знаний о мышлении? Поиски конкретных ответов на эти вопросы составляют важную тенден­цию развития современной психологии мышления (Интеллект человека... , 1979; Искусственный интеллект... , 1976).

Работы по искусственному интел­лекту существенно обогатили и про­блематику теоретических исследований в области психологии мышления. Были поставлены новые вопросы для обсуждения и исследования: о возможностях метода программного моделирования в изучении мышления, о дифференци­ации алгоритмической и неалгорит­мической (или антиалгоритмической моделей мышления), о соотношении психических и непсихических систем, о возможностях создания искусствен­ной психики на неорганических носи­телях, о взаимосвязи недизъюнктивных и дизъюнктивных аспектов мышления и т.д. (Брушлинский, 1970, 1079; Тихоми­ров, 1969, 1984).

Одна из особенностей современной психологии заключается в том, что на­учно-технический прогресс требует су­щественного прогресса в психологии мышления и психологической науке в целом. Ключевая роль в этом прогрес­се, естественно, остается за методологи­ческими проблемами. В этом контексте необходимо отметить появление и ши­рокое распространение за рубежом но­вой формы естественно-научного материализма, для которого характерно неразличение психических и информа­ционных процессов, сведение мышле­ния к реализации алгоритмов, объявле­ние программ для компьютера теорией мышления, неразличение психических и кибернетических систем.

Все более четкая дифференциация такого естественнонаучного подхода, с одной стороны, и диалектико-мате­риалистического метода, с другой, как двух разных методологических позиций в психологии, существенное углубле­ние и конкретизация диалектико-мате­риалистического подхода - важнейшая тенденция и перспектива развития тео­ретической психологии мышления как альтернативы когнитивной психологии, наиболее распространенной теперь за рубежом.

Для когнитивной психологии харак­терна в целом синтетическая установка, стремление преодолеть ограниченность изолированного рассмотрения мышле­ния, восприятия, памяти, внимания. Од­нако эта установка реализуется в рамках информационного подхода к познанию. В той предметной области, с которой имеет дело когнитивная психология, хотя и выделяются «мышление» и «реше­ние задач», тем не менее, явно домини­руют исследования восприятия и памя­ти. Процесс порождения новых знаний выпадает из общего функционирования познания.

Таким образом, в ходе анализа и кри­тики когнитивной психологии особен­но актуальны следующие проблемы: ме­сто мышления в целостном познании, соотношение процессов порождения нового знания субъектом с процессами приобретения, организация и использо­вания знаний, связь познания с потребностно-мотивационной сферой субъ­екта (Величковский, 1982; Когнитивная психология, 1986; Мышление: процесс.... 1982; Тихомиров, 1984).

Примечания

Список литературы:

Брушлинский А.В. Культурно-историческая теория мышления / А.В. Брушлинский. - Москва, 1968.

Брушлинский А.В. Психология мышления и кибернетика / А.В. Брушлинский. - Москва, 1970.

Брушлинский А.В. Мышление и прогнозирование / А.В. Брушлинский. - Москва, 1979.

Брушлинский А.В. Психология мышления и проблемное обучение / А.В. Брушлинский. - Москва, 1983.

Васильев И.А. Эмоции и мышление / И.А. Васильев, В.Л. Поплужный, О.К. Тихомиров. - Москва, 1980.

Величковский Б.М. Современная когнитивная психология / Б.М. Величковский. - Москва, 1982.

Гальперин П.Я. Введение в психологию / П.Я. Гальперин. - Москва, 1976.

Давыдов В.В. Виды обобщения в обучении / В.В. Давыдов. - Москва, 1972.

Завалишина Д.Н. Психологический анализ оперативного мышления / Д.Н. Завалишина. - Москва, 1979.

Интеллект человека и программы ЭВМ / под ред. О.К. Тихомирова . - Москва, 1979.

Искусственный интеллект и психология / под ред. О.К. Тихомирова. - Москва, 1976.

Исследования мышления в советской психологии / под ред. Е.В. Шороховой. - Москва, 1966.

Когнитивная психология / под ред. Б.Ф.Ломова и др. - Москва, 1986.

Корнилов Ю.К. Мышление в производственной деятельности / Ю.К. Корнилов. - Ярославль, 1984.

Кулюткин Ю.Н. Исследование познавательной деятельности учащихся / Ю.Н. Кулюткин, Г.С. Сухобская. - Москва, 1977.

Леонтьев А.Н. Мышление // Философская энциклопедия. Т. 3. - Москва, 1964.

Ломов Б.Ф. Антиципация в структуре деятельности / Б.Ф. Ломов, Е.Н. Сурков. - Москва, 1980.

Матюшкин А.М. Проблемные ситуации в мышлении и обучении / А.М. Матюшкин. - Москва, 1972.

Мышление: процесс, деятельность, общение / под ред. А.В. Брушлинского. - Москва, 1982.

Основные направления исследований психологии мышления в капиталистических странах / под ред. Е.В. Шороховой. - Москва, 1966.

Процесс мышления и закономерности анализа, синтеза и обобщения / под ред. С.Л. Рубинштейна. - Москва, 1960

Психологические исследования интеллектуальной деятельности / под ред. О.К. Тихомирова. - Москва, 1979.

Психологические исследования творческой деятельности / под ред. О.К. Тихомирова. - Москва, 1975.

Психологические механизмы целеобразования / под ред. О.К. Тихомирова. - Москва, 1977.

Психологические проблемы сознания и использования ЭВМ / под ред. О.К. Тихомирова. - Москва, 1985.

Рубинштейн С.Л. О мышлении и путях его исследования / С.Л. Рубинштейн. - Москва, 1958.

Славская К.А. Мысль в действии / К.А. Славская. - Москва, 1968.

Талызина Н.Ф. Управление процессом управления знаний / Н.Ф. Талызина. - Москва, 1984.

Тихомиров О.К. Структура мыслительной деятельности человека / О.К. Тихомиров. - Москва, 1969.

Тихомиров О.К. Психология мышления / О.К. Тихомиров. - Москва, 1984.

Человек и компьютер / под ред. О.К. Тихомирова. - Москва, 1972.

Человек и ЭВМ / под ред. О.К. Тихомирова. - Москва, 1973.

Эсаулов А.Ф. Проблемы решения задач в науке и технике / А.Ф. Эсаулов. - Ленинград, 1979.

Для цитирования статьи:

Брушлинский А.В., Тихомиров О.К. О тенденциях развития современной психологии мышления // Национальный психологический журнал - 2013. - №2(10) - с.10-16.

Brushlinskiy A.V., Tikhomirov O.K. (2013). On the trend of modern psychology of thinking. National Psychological Journal, 2(10), 10-16